2024-07-26

Замахнулись: в Воронежском ТЮЗе поставили Шекспира

Замахнулись: в Воронежском ТЮЗе поставили Шекспира
Свой юбилейный, 60-й сезон Театр юного зрителя открыл премьерой. Спектакль по пьесе Шекспира «Ромео и Джульетта» (16+) поставил известный режиссер Александр Огарев.

Тот случай, когда для начала нужно сказать несколько слов о пьесе, потому что из спектакля не все можно понять. Ранняя, во многом светлая трагедия Шекспира (зло не персонифицировано) о всепобеждающей силе любви. Ромео и Джульетта стали вечными образами, а их юное чувство – не только воплощением ренессансной мечты, но и эталоном, абсолютом, мерой всего, что связано с этим чувством.

Театр обратился к переводу Бориса Пастернака. Но текст сильно урезали, что понятно: для восприятия сегодняшнего среднестатистического зрителя пьеса, возможно, слишком многословна. У Шекспира все начинается дракой слуг двух враждующих домов, в которую вовлекаются многие горожане, в том числе и главы семейств, между которыми уже началась словесная перебранка. Все останавливает глава Вероны. Он же в финале говорит о «повести печальнейшей на свете». То есть с самого начала мы узнаем, что между семьями непримиримая вражда. Это придает действию особую напряженность и многое объясняет в поступках персонажей.

Спектакль же начинается со стенаний Ромео по Розалине, в которую он влюблен и из-за которой отправляется на бал к Капулетти, надеясь, что его не узнают под маской.

Главные события – встреча с Джульеттой, объяснение у балкона, венчание, смерть Меркуцио, смерть Тибальта, принуждение к свадьбе с Парисом, мнимая смерть Джульетты, смерть Париса, смерть Ромео, смерть Джульетты. И некое послесловие от театра: Ромео и Джульетта встают, смеясь и дружески обнимая друг друга. Кажется, что это актеры, отыграв спектакль, что называется, выдохнули. Но нет. Жавшиеся в правом углу ангелы начинают движение в их сторону. Герои сливаются в очень долгом поцелуе, на фоне которого между ангелами бродят Тибальт, Меркуцио, Парис. Создается впечатление, что счастливыми всех делает смерть. Вот такой «мортальный» пафос.

А финальные слова князя Вероны (Сергей Смирнов) о печальной повести произносятся на заднем плане, в левом углу, и пропадают во всем этом. Да и в целом текст в этом спектакле как-то не звучит. Может, оттого, что актерская «отсебятина», что является здесь приемом, несколько обытовляет и текст, и смысл.

В спектакле с самого начала задан несколько дурашливый, капустнический тон. Первая встреча – в утрированной пластике с оловянным, бессмысленным взглядом, Джульетта (Ирина Секушина) впивается в Ромео (Роман Лютиков) страстным поцелуем, то же самое повторит Кормилица (Анастасия Гуменникова). Клоунская страсть заставит их кататься по полу в крепких объятиях в келье монаха. А сам Лоренцо (Игорь Скрынников) будет метаться между ними, то ли страхуя (вот-вот свалятся со сцены в партер), то ли торопясь свершить обряд прежде их физической близости. Кстати, это движение будет отзеркалено в сцене «смерти» Джульетты, когда покатятся по полу подкошенные известием Капулетти. Это станет молчаливым выражением их горя. И это одна из немногих, на мой взгляд, выразительных и содержательных мизансцен.

Во втором действии многое попытаются делать всерьез – слезы и отчаяние Джульетты впечатляют, но не убеждают: к накалу драматизма все же надо подвести, а через комикование это не очень получилось.

Предваряя первый показ на зрителя, Александр Огарев сказал, что этой работой они попытались выразить свой взгляд на театр. Очевидно, имея в виду многообразие его выразительности. В спектакле и впрямь много чего придумано. Скажем, сцена на балконе. Герои сидят на стульях друг против друга. В руках Джульетты – сахарная вата на палочке, в проеме суперзанавеса – купидон с трубой. Сдвинули стулья, получился балкон. Джульетта рванула через весь зал к зрительскому балкону – еще одна возможность для этой сцены. Парис появляется в склепе в фате и со старым советским транзистором в руке. Звучит «Мишель» Биттлз. Он надевает фату на Джульетту, усаживает ее тело рядом. Понятно, что тело падает, он его подхватывает и т.д. Возможно, режиссер не оригинальничать хотел, а просто избежать привычных, ставших банальными решений. Но когда о высоком рассказывают низким языком, уходит поэзия. Поэтому сцены с участием слуг получились, а с участием героев – не очень. К тому же оригинально простроенные каждая в отдельности, сцены не складываются в общее целое. Возникает эклектичность, нагромождение, теряется смысл. И не так-то просто ответить на вопрос: про что этот спектакль и для чего?

Надежда Роготовская