16.06.2023, 18:38 
Я пошла в школу в период глубокого застоя, а выпускалась в годы глобальных преобразований в стране – в 1988 году. Это было время, когда старое сталкивалось с новым, и кому, как не молодежи, чувствовать происходящие изменения и мечтать о будущем.
Последние комсомольцы
Ни на последнем звонке, ни на торжественном вручении аттестатов уже не звучало, что партия думает о нас и мы должны быть верны идеалам марксизма-ленинизма. Последний шар из прошлой советской жизни – несколько заседаний школьного комитета комсомола, членом которого я была, где мы скоротечно принимали наших мальчиков-десятиклассников в ряды ВЛКСМ. Это касалось тех ребят, которые решили идти поступать в военное училище – без членства в ВЛКСМ путь в военное училище юношам был заказан.
А у нас в тот год в военное училище собралось поступать процентов пятьдесят выпускников. Причин такого массового желания учиться в военных училищах было две: перспектива четыре года находиться на «гособеспечении» (жизнь становилась все тяжелее, и родители хотели облегчить свою ношу) и страх перед возможной службой «срочников» в Афганистане.
И тут оказалось, что почти никто из парней – не комсомолец. Наверное, еще лет пять-семь назад такое было невозможно, но теперь никого не волновало.
Прием великовозрастных пацанов в комсомол превратился в комедию, мы откровенно потешались, задавая вопросы-лозунги: «Как ты будешь соблюдать верность комсомолу?», «За что комсомолец должен, не думая, отдать свою жизнь?»
Многие передумали поступать в военные училища уже во время выпускных, потому что 15 мая 1988 года было официально объявлено о выводе советских войск из Афганистана.
Цензура не прошла
Новое витало во всем, и учителя уже давно не вмешивались ни в процесс выбора песен, которые запускали диджеи на школьных дискотеках, ни в содержание так называемой торжественной части школьных вечеров. Идеологическая платформа ушла из этих мероприятий полностью – осталась творческая атмосфера, веселье и задорная молодая критика. Вслед за «кавээнщиками» мы начали подшучивать не только над собой, но и над учителями, а потом и высмеивать общие проблемы.
Завуч по учебной работе, которая «плакала на похоронах Сталина», была в бешенстве оттого, что школьники получили такую «волю». Она пыталась ввести цензуру на все, что мы готовили.
Я в комитете комсомола заведовала культмассовым сектором и была одним из самых активных участников таких вечеров. Мои фельетоны и юморески охотно печатали в районной газете. Без ложной скромности скажу – их читала вся школа. Когда я узнала, что завуч пытается цензурировать нас, то тут же разразилась фельетоном в «районке».
Завуча в публикации узнали все. Растерзать меня не дал наш директор, остановив «карающую» руку учителя: «Прошли те времена, комсомольцев велено поощрять в самоуправлении». Впрочем, она все равно отомстила мне, не подав мои документы на получение серебряной медали.
Долой форму!
Тягота советской школы – обязательная школьная форма, от которой особенно страдали девочки. Мальчики весной могли ходить в рубашках, а девочки продолжали носить теплые шерстяные платья. Если кому-то планировали купить новое платье к 1 сентября, то рукава становились короткими задолго до окончания учебного года. Десятиклассницы, естественно, поголовно обрезали рукава надоевших, вытертых на локтях и задах платьев.
В последний год учебы мы стали ходить на уроки в черных и синих узких коротких юбках, в кофтах и свитерах сверху или, на крайний случай – белых блузках, заявляя учителям, что цвет школьной формы соблюден и это парадный вариант. Боролись с нами недолго и в итоге махнули рукой. Школьная форма делала нас одинаковыми и безликими, а мы хотели быть индивидуальностями.
Выпускной без алкоголя
Антиалкогольную кампанию Горбачева принято сейчас вспоминать с осуждением или высмеивать. Но давайте обратимся к цифрам: к 1984 году на человека потреблялось 10,5 л зарегистрированного алкоголя, с учетом подпольного самогоноварения алкоголизация могла превышать 14 л. Такой уровень потребления был эквивалентен примерно 90-110 бутылкам водки в год на каждого взрослого мужчину, исключая небольшое количество трезвенников. При этом даже после Великой Отечественной войны алкоголизация составляла 6 л на человека. Кстати, к 1991 году в результате антиалкогольной кампании она реально упала – до 3 л на человека.
На тех же самых дискотеках пьяных уже не было. Случалось, что иногда кого-то учителя ловили подшофе. Но это было скорее исключение, нежели правило. Спиртное было очень сложно купить – его продавали с 14 до 19 часов, ограниченно в одни руки, строго следя за возрастом.
На выпускной вечер ребята из нашего класса достали за десять рублей бутылку коньяка «Три бочки» и две бутылки портвейна «777» чуть ли не по «пятерке». Пили тайком в подворотне. Пьяными замечены не были. При этом еще несколько лет назад на выпускной у моего брата вполне легально на столы выставлялось шампанское, а учителям покупалось все – водка, коньяк, крепленые вина. Пьяных выпускников родители разыскивали потом по всему городу, в районо на следующий день поступала масса обращений по поводу потерянных аттестатов с просьбой выписать дубликат.
За счет безалкогольного праздника (учителям спиртное теперь тоже не полагалось) столы ломились от всякого рода вкусностей, которыми считалось многое. Сырокопченая колбаса и паштеты, черешня и клубника, торты «Киевский» и «Наполеон» – для 88-го года это был царский стол.
Тогда мы переживали, что нам не позволено выпить шампанского за «взрослость». Только когда становишься действительно взрослым, понимаешь, насколько это было правильно. Недавняя новость про умершую 14-летнюю девочку, которая пила антидепрессанты и забыла, что они несовместимы с пивом, никак не про антиалкогольную кампанию.
Приговор лицемерию
К просмотру стали доступны фильмы не только в кинотеатрах, но и в начавших открываться видеосалонах. Причем демонстрировались здесь не только боевики и ужастики, но и проблемные перестроечные фильмы.
Прогуляв занятия на подготовительных курсах в ВГУ, мы с подругой три часа просидели в очереди у видеосалона на ул. Мира в Воронеже, чтобы посмотреть фильм Эльдара Рязанова «Дорогая Елена Сергеевна». Фильм был ограничен к показу в кинотеатрах, а вот в видеосалонах не запрещался.
Фильм мы не восприняли. Я была категорически не согласна с Рязановым. Позже узнала, что пьеса была написана Людмилой Разумовской еще в 1980 году о лицемерном мире коммунистических лозунгов, которые привели к отрицанию любых моральных принципов ради достижения своих целей. Сам Рязанов этот фильм не любил, считая его ошибкой, потому что его стали трактовать как картину о молодом перестроечном поколении, а режиссер выглядел здесь как консерватор.
К слову, в выпуск моего года, как и предыдущего, средний школьный балл при поступлении в вуз уже не учитывался, а потому для нас тема фильма вообще не была актуальной.
Итак, мы закончили школу, поступили в институты, училища и техникумы, а дипломы получали уже в другой стране.