В Воронеже побывал создатель Кота Леопольда, Крошки Енота и других популярных «мультличностей» – известный российский художник, мультипликатор и иллюстратор Вячеслав Назарук. Повод – приятный (по нашим прагматичным, отметающим всякую лирику временам – особенно): воронежцам презентовали документальный фильм «Меня зовут дедушка», снятый местным режиссером Владимиром Паршиковым и посвященный многогранной личности Вячеслава Михайловича.
Выразить музыку
Показ прошел в Никитинской библиотеке. А перед сеансом знаменитый гость встретился с представителями прессы в Доме журналистов. И подарил нам час восхитительного общения; хорошо, но – мало!..
– Труднее всего рассказывать о себе, – начал Вячеслав Михайлович. – Музыканта надо слушать, врачу – о болезнях сообщать, а художника – смотреть нужно. В смысле – работы его видеть. У меня работ много; приходилось трудиться в разных жанрах. Если говорить о кино – это мультипликационные фильмы; слово «анимация» я не люблю. Потому что оно не русское… Очень много времени посвятил я жанровой, исторической живописи – это отдельный пласт, мощный. Что касается графики – книг – они тоже разнонаправленными были. А иллюстрациями необходимо передать самый дух Гоголя, Тургенева, Бажова, любого писателя… Есть ведь такое понятие – «музыка слова». И эту музыку художник обязан выразить визуально.
– А когда вы впервые взяли в руки карандаш?
– Я взял не карандаш. А масляную краску – нитро. Мама принесла откуда-то баночку; это как раз после войны было. Только-только на крыло вставали. И вдруг – краска!!! Черная!!! Ею же красить можно!!! И я этой черной краской на день рождения маме нарисовал на белоснежной скатерти Конька-горбунка. Это был первый мой рисунок.
Кончиками пальцев
– А первым мультяшным персонажем кто оказался?
– Ой, даже не помню… Все началось с того, что сестренка достала мне билет на «Союзмультфильм» на Каляевской улице, и там показывали фильм, где сорняки поют песню – «нас нигде не сеяли, не жали, хлеборобы нас не уважали…» Ну, такие удивительные, привлекательные хулиганы были, так танцевали лихо – чудо, диво! И я захотел тоже нарисовать что-то подобное, настолько же интересное… А когда поступал во ВГИК на художника-постановщика – провалился на экзаменах. Блистательно выполнив творческие задания, получил двойку по «Истории СССР»; для меня всякие съезды помнить – ужас. Так что пришел в кино с другой стороны.
– С какой?
– Не поступив во ВГИК, тут же перекинул документы в педагогический вуз. И именно там сделал свои первые рисунки в мультипликации. Создал двух персонажей, озабоченных познанием мира. Это было совершено непрофессионально, но – от души: кинематограф – зараза, которая не лечится. А позже пришла настоящая культура, я встал на рельсы профессионального рисунка. У меня были великолепные педагоги. Практически весь «Союзмультфильм» – это люди-легенды: сценаристы, режиссеры, постановщики. О каждом можно рассказывать бесконечно.
– Чем интересна профессия мультипликатора?
– Тут нужны высокая эрудиция и грамотность руки. Потому что рисунок должен быть безукоризненным. Плюс умение владеть пространством, создать персонаж. Если в художественный фильм актера, отвечающего требованиям режиссера, приглашают, то в мультипликации его надо сделать. Кончиками пальцев художника сделать – как бы вылепить образ. Предварительно все обдумав, пропустив этого персонажа через себя.
Высший пилотаж
– А каким должен быть мультяшный персонаж?
– Привлекательным – просто обязан; это – как молитва. Даже какой-нибудь Кощей Бессмертный или Змей Горыныч должны быть обаятельными, прежде всего. Симпатичными. Нашей молодежи прививают сейчас позицию: чем страшнее – тем лучше. И это – большая опасность; у человека существует определенное понимание гармонии, и формирует это понимание та реальность, в которой мы живем. А уходить от реальности позволяет так называемая степень стилизации, мера упрощения. Которую художник-постановщик и выбирает. Ищет, где и когда остановиться, дабы соблюсти гармонию. А она нынче не только не соблюдается – она превращается в нечто неприемлемое для человеческой души.
– Более того – омерзительное…
– Да! Я, зритель, должен посочувствовать, скажем, котенку, но он выглядит как съеденная вобла с таким же обглоданным хвостом – вот вам та самая степень стилизации… Умом я понимаю, что это – котенок, но от просмотра такого фильма в голове остается, в лучшем случае, чистая фабула. Сам персонаж радости не дарит. А вижу я персонажа Льва Атаманова из фильма «Котенок по имени Гав» – и все внутри ликует! Его хочется гладить, с ним можно поговорить… Вот это нынче – утрачено. Все дальше и дальше уходит.
– Почему, как вам кажется?
– Микки– и майтимаусы Уолта Диснея с их всяческими догонялками – быстрый мультипликат – это нетрудно. Любая домохозяйка может научиться делать то же самое. А вот ме-е-едленное движение героя – высший пилотаж мультипликации!
Забытый хвост
– Как вы совмещаете историческую картину с мультиками?
– Все просто: очень хочется кушать. Кинематограф – это коллегиальность; надо «сложить» команду, которая способна сделать конкретную работу. С учетом характеров всех ее членов; иначе возникнет диссонанс, люди не состыкуются по своему внутреннему складу. А они должны дополнять друг друга, на одной волне вибрировать. Есть это – значит, все получится. И вот команда такая собрана, один фильм мы сделали – и наступает пауза, вызванная тем, что кто-то один занят. Пауза может продлиться полгода, девять месяцев; 10 минут рисованного фильма – это и есть девять месяцев работы. Можно малыша за это время родить… А зарплату, пока длится эта пауза, мне не платят, и я – что делаю? Начинаю думать, где поработать. Так я пришел к настоящей, мощной исторической живописи; есть картины, в которых – по 150-170 портретов… И вот я – в процессе, пишу серьезную работу, еще неделька нужна, а тут – все, Славочка, завтра начинаем фильм! Возвращаюсь к мультипликации, переадаптируясь, переключая сознание с Ивана Грозного на зайчиков. Это очень трудно. Потом – работа цехов; у меня ведь только две руки, а кадров в секунду – 24, фильм идет10 минут. Если умножим все эти кадры на количество секунд, получается порядка 10 тыс. рисунков на одного персонажа. Если персонажа три – рисунков уже 30 тыс.; в целом их требуется огромное количество, одному человеку это осилить невозможно физически. Вот и подключаются цеха, но не все художники владеют грамотой рисунка. И порой издержки такого производства выливаются в досадные истории. Таковая, в частности, произошла с «Крошкой Енотом»: внимательный зритель заметит, что у него в одной сцене нет хвоста! Просто забыли нарисовать…