01.08.2025, 09:37 
Его произведения теперь признаны сокровищами не только русской, но и мировой литературы. Мелиоратор и писатель, знаток инженерных секретов и секретов слова, он, по сути, заново открыл нам Вселенную с ее тонкими настройками и скрытой взаимосвязью в ней всего живого и неживого. Но изначально это открытие было посвящено женщине. «Я знаю, что я бессмертен и перестрою Вселенную ради тебя», – писал молодой воронежский журналист любимой девушке Маше Кашинцевой в начале 20-х годов XX века. Ничего не изменилось до самой его кончины в 1951 году – та же единственная Мария Александровна, та же сила вдохновения и любви. Ничего не изменилось и после – именно вдова Андрея Платонова смогла сберечь его творчество для страны и мира.
Пришел, увидел, полюбил
– Да, поэты и писатели – натуры увлекающиеся, и мы им все прощаем, потому что понимаем: без их женщин, без этих влюбленностей не было бы великой поэзии. А вот Андрей Платонов был редким исключением – он любил только свою Мусю, свою Машу Кашинцеву, и никого больше. Никогда ни на кого не заглядывался. И даже дочку, рожденную в годы войны уже в их зрелом браке, уже после смерти сына, он назвал Машей, – рассказывает Елена Устинова.
– Они познакомились в Воронеже в начале 20-х годов, и произошло это неподалеку от того места, где сейчас на проспекте Революции стоит памятник Платонову. В здании из красного кирпича – сегодня объекте культурного наследия по улице Чайковского, 3а, на заре советской власти в Воронеже располагалась редакция журнала «Железный путь». И сюда свои первые заметки приносил стеснительный рабочий паренек в сапогах Андрей Климентов. Со своею любовью на всю жизнь он познакомился напротив редакции – в библиотеке главного корпуса ВГУ, который с 1918 по 1942 гг. располагался в здании бывшего Михайловского кадетского корпуса. Во время войны фашистами это здание было полностью уничтожено: в январе 1943-го при отступлении оккупанты его взорвали. Но именно в этих стенах Андрей Климентов, который впоследствии возьмет фамилию Платонов, по имени своего отца, впервые увидел свою любимую – воронежскую красавицу из интеллигентной семьи врачей Машу Кашинцеву. Увидел, полюбил с первого взгляда и отбил у всех поклонников, которые были намного изящнее, богаче его.
Студентка Мария Кашинцева была совсем из другого мира, который никак не состыковывался с миром многодетной семьи воронежского железнодорожника, где вырос Андрей Климентов. Семья Кашинцевых переехала в Воронеж в 1918 году из Петербурга, спасаясь от революционной разрухи и голода. И красива Маша была по-питерски: было в ней что-то от блоковских незнакомок и от «освобожденной женщины нового мира» со свободной любовью, творческим самовыражением и социальным успехом. Даже дату своего рождения в советском паспорте она изменила на 1 мая 1905 года – на тогдашний День Интернационала. Мужчины ее обожали.
– Встретив однажды, Платонов завоевывал свою любимую женщину, по сути, всю жизнь. Он добился ее благоволения, но писал тогда так:
«От того и муза моя печальна, что ее живое воплощение – ты – трудно мне достаешься». Но, видимо, было что-то в этом парне такое, что заставило эту девушку из всего разнообразия вокруг выбрать именно его, «рабочую косточку». Может, покорила эта самая его невероятная преданность. А, может, она, состоявшийся филолог, ценитель литературы, уже чувствовала в нем будущего гения.
Наказание сыном «впрок»
– Во время кампании по ликвидации безграмотности Мария работала учительницей в пригороде Воронежа – в нынешнем Новоусманском районе. И Андрей приходил к ней пешком ночью из Воронежа. Только для того, чтобы стукнуть в окошко, зайти ненадолго и потом снова пешком по оврагам возвращаться в город. В 1924 году у них родился сын Платон. «Как во мне все стало светом и верой рядом с тобою», – посвящал он любимой женщине поэтические строки в своем неповторимом платоновском стиле, который потом литературоведы назовут отдельным персонажем его произведений.
Исследователи его творчества говорят, что Маша к Платонову не испытывала столь же сильное беззаветное чувство. Скорее, она просто оценила его редкую любовь и благосклонно ее принимала. Именно по этой причине потом разделила все тяготы их непростой семейной судьбы.
В конце 30-х годов их семья за бедняцкую хронику – за повесть уже известного писателя «Впрок» – была наказана сыном. Наказание детьми – всегда самое страшное. 15-летний Платон был арестован в 1938 году за «участие в антисоветской молодежной террористической организации». В лагерях подросток тяжело заболел туберкулезом. Его, совсем больного, удалось выхлопотать домой в 1942 году. Но было поздно. Платон был уже болен смертельно и в том же 1942-м умер.
А в 1943 году у Андрея Платоновича и Марии Александровны родилась дочка Машенька – как продолжение неугасаемой любви. Именно тогда они наконец официально зарегистрировали свои отношения. Но сам Платонов уже тоже был тяжело болен туберкулезом. Его вернули с фронта.
Возвращение на века
– В 1946 году вышла в свет первая редакция рассказа Платонова «Возвращение» («Семья Иванова»). Советские критики были безжалостны: «Лживый, грязный рассказ, клевета на советских людей». У Платонова опустились руки. Его единственной опорой осталась жена. Она сама давно поняла, что связала судьбу с гением, с человеком, умеющим заглянуть за время. А в 1951 году писателя не стало. И теперь их любовь продолжалась заботами Марии Александровны. Постаревшая, пережившая много горя, она всю свою дальнейшую жизнь посвятила сохранению творчества мужа. Многое из произведений опального и после смерти писателя сумела спрятать.
Юрий Данилович Гончаров рассказывал мне, как он вместе с другими писателями во время приезда в Москву на совещание уже в 70-х годах решил навестить вдову Платонова. Гончаров ей позвонил – она очень обрадовалась, стала хлопотать к приему дорогих гостей, хотя жила крайне бедно. Только группа писателей собралась в доме Платоновых, одному вдруг понадобилось срочно уехать к родственникам в Подмосковье, другому – так же срочно забрать рукопись в издательстве. В результате на пороге перед вдовой стоял только Юрий Гончаров со своим другом. «А где же остальные?» – спросила тогда его Мария Александровна. «Мы не знали, что ей сказать», – признался мне Гончаров. Но у нее оставалось главное – неугасаемая страсть, пережившая затем их обоих и доставшаяся всем нам как великое литературное наследие.