Воронеж услышал воображаемый фольклор

Изобретательным экспериментаторам Moscow Art Trio в прошлом году «стукнуло» четверть века. Их воронежский концерт, состоявшийся на днях в рамках осуществляемого компанией «Арт фолио» проекта «Джазовые сезоны», оказался озаглавлен незамысловато: «25 лет». Зато замысловатым вышло все остальное. В том числе – беседа с журналистами.

На вопросы представителей прессы отвечали все участники трио: Сергей Старостин, Михаил Альперин и Аркадий Шилклопер.

 

– Сергей, давно ли вы в последний раз были в фольклорной экспедиции? Насколько трудно сейчас найти в глубинке что-то новое?

С.С.: – Кто ищет, тот найдет. Пока жив народ – живет его культура. В какой форме – другой вопрос. Но я бы не стал предрекать смерти фольклорной традиции. Это все равно, что подписывать приговор народу. Воронежской области в этом смысле вообще грех жаловаться – ваш регион всегда был заповедником традиционной культуры, традиционной песни. Недаром именно у вас – одна из сильнейших фольклорных школ. Я имею в виду школу Галины Яковлевны Сысоевой. А в экспедициях как таковых я был уже довольно давно, но в другие тематические поездки все-таки иногда езжу.

 

– Стиль Moscow Art Trio иногда определяется как «воображаемый фольклор». Что означает этот термин?

М.А.: – В человеческой природе нет ничего важнее воображения. И, по-моему, вместо интеллекта человеку стоит фокусироваться именно на воображении. Генетически мы запрограммированы творить, создавать собственные миры и пространства. Поскольку каждый человек – уникален. У каждого уникальное воображение – от природы. Если мы научимся ему доверять через внутренний голос или интуицию – значит, все люди на Земле будут творить собственные миры. Все это – ответ на ваш вопрос. Воображаемый фольклор именно таков. Можно пойти дальше и вообразить себе рай, ад. Бог дал нам возможность мыслить и представлять.

– Сергей, вы как-то говорили, что у аутентичной песни есть две системы кодировки информации – ритмическая и тембральная. Современная же музыка – большей частью «квадратная»: песни подчинены простой структуре «куплет-припев-куплет-припев». Когда, по-вашему, начался подобный «примитивизм»?

С.С.: – Я не знаю, где точная временная граница. Думаю, серьезную коррективу в этом смысле внесло появление цифровых технологий. Бездушная «цифра» – штука весьма опасная, и с ней надо аккуратно себя вести. Уметь договариваться. И, кстати, фольклор не измеряется только упомянутыми двумя кодами. Там гораздо больше содержания, потому что это явление – очень личностное. Несмотря на то, что фольклор – сумма слагаемых. Он творится как бы по согласию всех. Но фольклор – не то, что стирает лицо человека. Наоборот, он проявляет личностную сущность.

М.А.: – Мы частенько говорили с Сергеем о том, что есть некая тайна. Фольклор якобы безличен: он предполагает свидетеля, а свидетельство всегда как бы безлично. Но почувствовать вечность может только личность. В раю мы будем тогда, когда единое поле сознания даст нам возможность забыть о собственной гордыне и раствориться в том, что принадлежит всем. Опять-таки, по согласию каждого. Заставить это сделать – невозможно. А фольклор – всего лишь модель подобного способа существования.

 

– Это то, о чем мечтали коммунисты?

М.А.: – В какой-то степени. Они просто не смогли понять, как это сделать. Идея-то была правильной. Рай на Земле возможен? Возможен. Но для этого нужно расширить сознание. До такой степени, чтобы ваше эго перестало вас интересовать. И тогда вы поймете, что такое фольклор. Он основан прежде всего на духовных практиках. Любой фольклор любой культуры мира основан на трансмедитативном погружении. Потому что оно – альтернатива уму. Понять это можно через медитации и молитвы. Поэтому не существует русского фольклора – это просто невозможно. Существует фольклор общемировой – с одними и теми же законами мироздания. Почему тогда мы используем русский язык? Да потому, что мы его хорошо знаем. А еще мы используем доречевую коммуникацию. Это то, что существовало еще до языка. Когда было исключительно воображение – и больше ничего.

– Moscow Art Trio существует уже более четверти века. Чем проект был для вас тогда, и что он означает для каждого из вас сейчас? Что изменилось за это время?

А.Ш.: – Началось-то все с дуэта. Мне сперва было трудно, потому что я пришел из академического мира – с его правилами и классическими паттернами. Тот музыкальный язык, который предложил Миша, мне тогда был незнаком. Нравилось то, что он делает, но я не понимал, как он это делает. Не знал ничего о его пути, о его опыте, о том, что он долго играл на молдавских свадьбах. И тогда понял, что должен тоже пройти подобный путь – молдавских свадеб не миновать. Причем меня интересовала не техническая сторона, а именно атмосфера, погружение. У Миши даже была идея спектакля «Джазовая свадьба по-молдавски»… 

Четыре года ушло на то, чтобы мы сделали программу и стали выступать. У слушателей был шок – в хорошем смысле. Пришли два русских еврея – и делают что-то такое, чего не делал никто до них. А Сережу Старостина мы встретили в Германии чуть позже. Тогда-то и поняли, что все мы, трое, родились друг для друга. Главное в жизни – осознать, что ты рожден для кого-то другого. Мы – семья. Нас Бог послал друг другу, чтобы мы стали духовной семьей. Изменилось ли что-нибудь за двадцать пять лет? Да каждый день все меняется! Чем дальше, тем больше осознаешь единство с твоими братьями.

Что касается концерта – он представлял собой исполнение двух авторских сюит, по одной в каждом отделении. Необычность произведений подчеркивалась не только оригинальной исполнительской манерой, но и палитрой используемых инструментов. Здесь и валторна, и альпийский рог, и дудочки, и всякие клавишные нестандартности. Фантазии – через край, но вся эта цветастость демонстрировалась только в рамках заданного вектора. Звучало нечто, вводящее в транс, апеллирующее к подсознательному и надличностному. Вряд ли такая музыка доступна для понимания всем, но из посетителей концерта точно никто не ушел таким же, каким приходил. А значит, музыканты достигли цели.