12.04.2021, 11:42 
Старейший конструктор КБХА Эдуард Манулиц имеет прямое отношение к полету в космос Юрия Гагарина. Ту самую третью ступень ракетного двигателя, которая впервые вывела человека в космос, он настраивал собственноручно. При этом Эдуард Георгиевич еще оказался единственным воронежцем, кто участвовал в закрытой с Гагариным в Главном и Особом КБ страны под Москвой после возвращения первого космонавта.
Как воронежские конструкторы готовили к запуску первый в мире пилотируемый космический корабль? Как Гагарин на взлете всю эту работу вдруг рассекретил? И почему на обратном пути он не приземлился в космической капсуле корабля, а катапультировался? Об этом «Горкому36» рассказал Эдуард Манулиц, отдавший родному КБХА 56 лет.
Соцкультбыт
– Я закончил Харьковский авиационный институт по редкой тогда специальности – жидкостные ракетные двигатели и получил направление в Воронеж. 17 апреля 1959 года стал моим первым рабочим днем в КБХА, которое тогда имело название «Почтовый ящик 20». В тот год из ХАИ нас приехало в Воронеж 19 молодых специалистов. Сначала жили в переулке в конце Краснознаменной в частном домике. Но долго там не выдержали и пошли к генеральному конструктору Семену Косбергу с просьбой переселить поближе. Тот тут же вызвал зама, и нас переселили в заводской дом напротив проходной. Это была двухкомнатная квартира, в которой обитали муж, жена и девять детей. Мы, шестеро молодых конструкторов, жили в одной комнате. В другой комнате и на кухне – хозяева с детьми. Но мы уходили рано, приходили поздно, обращать внимание на бытовую специфику было некогда. Правда, ее следствием стало то, что один из нас женился на старшей дочери хозяев.
На третью ступень
– На момент нашего распределения никаких разговоров о полете человека в космос в КБ не велось. Баллистическая ракета уже была запущена. Но двигатель, который смог бы преодолеть земное притяжение и вывести корабль на вторую космическую скорость, еще не был разработан. Претендентов на разработку такого двигателя у главного конструктора страны Сергея Королева было много. Собрав у себя в Особом конструкторском бюро – ОКБ-1 в подмосковном Калининграде совещание ведущих конструкторов страны, он поставил вопрос о создании третьей ступени для ракетного двигателя в течение полугода. Весь мой дальнейший конструкторский опыт говорит о том, что период от получения ТЗ до серийного производства нового ракетного двигателя составляет не меньше четырех лет. А здесь – полгода. В общем, все молчали, и Королев предложил заняться этим Косбергу. Тот согласился. В результате мы все в воронежском КБ попали на горящую сковородку. У нас, молодых, был только год после института на то, чтобы осмотреться в Воронеже и поучаствовать в других конструкторских разработках в стандартном режиме. А потом стали работать сутки напролет. По две-три смены, иногда неделю не выходили за проходную. Спали где придется. Брали что-то в буфете на ночь перекусить – и снова за работу. Я работал не в конструкторском, а в экспериментальном отделе при сборочном цехе – отрабатывал и настраивал свойства агрегатов до получения нужных характеристик. К слову, за 56 лет на предприятии, с 1959 до 2015 год, мне пришлось заниматься практически всеми двигателями, которые разрабатывались в КБХА.
Уже побывали в космосе Белка и Стрелка, были запущены станции «Луна-2» и «Луна-3», которые сфотографировали обратную сторону земного спутника. По мере того, как и куда ставились разрабатываемые нами ракетные двигатели, мы понимали, что медленно приближаемся к чему-то принципиально новому. Но никто из нас не знал – как, когда и где это произойдет. Мы лишь видели, что требования к нашей работе ужесточаются. И вот одновременно с созданием РД 105 для «лунной программы» мы получили техзадание для разработки двигателя с новыми параметрами, который выведет на вторую космического скорость корабль, пилотируемый человеком. Так в начале 60-го года мы начали разрабатывать РД 109 для ракеты «Восток». Но у нас была колоссальная секретность, и никто не знал о предмете разработок сидящего рядом коллеги.
«Агрегат Косберг» с бантиком
– Я часто бывал в командировках. Очередная из них – в Москву – выпала на 12 апреля 1961 года. Я ехал в ОКБ-1 в подмосковный Калининград. В 10 утра вышел из метро, сел в автобус. У водителя на капоте транзисторный приемник. И вдруг: «Работают все радиостанции Советского Союза!» Когда все услышали, что в открытый космос только что стартовал гражданин СССР Юрий Гагарин, то бросились обниматься, плакали, целовались. Я, честно, не сразу сообразил, что все это имеет прямое отношение к нашему КБ в Воронеже – к тому, чем мы безвылазно там занимались последние месяцы.
Как я потом узнал, на космодроме Байконур ситуация была напряженная. Гагарин докладывал о последовательном запуске ракетного двигателя: «Первая ступень сработала», «вторая ступень сработала». Когда подошла очередь сработать нашей – решающей – третьей ступени, воцарилось молчание. Ведь всей своей работой, создав третью ступень двигателя, мы как бы «завязывали бантик» на космическом проекте. И отрабатывали в земных условиях то, что предназначено для выхода в иное пространство. В общем – наряженное молчание, невысокий Косберг пригнулся к земле еще ниже. Но третья ступень включилась, двигатель ракеты запустился. И вот тут Гагарин и крикнул в эфир «Косберг сработал!» Так он нарушил строжайший режим и рассекретил и Семена Косберга, и всю нашу работу. Ведь она была строго закрыта. Все документы мы брали под роспись. Я лишь знал, что провожу испытания третьей ступени для РД пилотируемой ракеты. Но ни я, никто из коллег не знал дату ее запуска. А весь мир не должен был знать ничего, ни одной фамилии, кроме той, что сообщил ТАСС: в открытый космос вышел коммунист Юрий Гагарин. А Гагарин из корабля вдруг выдает про Косберга, и, как мы потом узнали, американские коллеги решили, что в СССР разработан особо секретный агрегат под названием «Косберг». Гагарина потом за такую выходку пожурили.
Огненный спуск
– Будучи все еще в командировке, 15 апреля я вышел покурить на проходной ОКБ-1 в Калининграде. Смотрю – подъезжают одна за другой машины. Выходит Королев, следом – Гагарин. Так, имея в кармане пропуск на территорию режимного предприятия, я оказался на закрытой встрече с Юрием Гагариным. Когда журналисты на пресс-конференции расспрашивали Гагарина: «Как вы приземлились?» – тот, оглянувшись на начальство, ответил: «Нормально приземлился, в плановом порядке». А здесь на закрытой встрече режимного ОКБ он докладывал среди своих. На самом-то деле, он приземлился не «в плановом порядке» – не в капсуле корабля. Он катапультировался. На момент его полета еще не была отработана надежная система спуска. Уже потом ее в ОКБ-1 у Королева дорабатывал наш земляк Константин Феоктистов. А здесь на встрече, Гагарин признался, что самое неприятное произошло именно при спуске. Он был первым человеком, который увидел через бронированное стекло космической капсулы, что происходит с нею при входе в плотные слои атмосферы. Температура этого «шарика-кабины» колоссально повышается. За стеклом стали появляться языки пламени. А потом огнем был охвачен весь иллюминатор. Гагарин признался собравшимся, что при виде такого огненного зрелища подумал: его полет закончен. Конечно, теоретически все предвидели такой нагрев капсулы при спуске – но никто не предусмотрел психологическое восприятие человека. Так он решил катапультироваться с критической высоты 7 тыс. метров. И благополучно приземлился на парашюте недалеко от капсулы.
В завершении встречи одна из сотрудниц ОКБ прочла стихи и попросила Гагарина: «Разрешите вас поздравить и поцеловать?» Они поцеловались. И вдруг эта сотрудница не дойдя до своего места, возвращается: «Юрий Алексеевич, а теперь разрешите вас поздравить от имени всех советских женщин!» Они снова поцеловались, а собравшиеся взревели от восторга. Королев говорит: «Юра, веди себя прилично! Я Валентине все расскажу!» И дальше в тот день никакой работы у нас уже, конечно, не было. В четыре часа дня я попал на фуршет с Гагариным. И так закончилась моя самая удивительная в жизни командировка.
Сработал
– Именем генерального конструктора КБХА Семена Косберга назван один из кратеров на Луне. Но самого Семена Ариевича при жизни никогда не «звездило». Он был очень простым человеком и для всех нас – абсолютно доступным, без тени начальственного апломба. Он подходил к рядовому конструктору и помогал в чертежах. Подходил к молодому сварщику, брал в руки аппарат и подсказывал, как варить правильно. Вместе с феноменальной эрудицией Косберг обладал феноменальной открытостью. Именно эти его человеческие качества сделали весь наш производственный процесс уникальным – и в стране, и в мире. Мы работали в Воронеже на полном пределе, но не за деньги. Да, зарплата по тем временам была неплохая, но нами двигало совсем другое – неиссякаемое вдохновение. Мы понимали, что создаем историю, волновались и были счастливы.