24.04.2020, 18:04 
Десять истин о силе жизни и тайнах мозга от главного нейрохирурга Воронежской области.
Головной мозг остается самым загадочным органом. Несмотря на профессиональное приобщение к этой тайне, главный нейрохирург региона Валерия Ланецкая не несет на себе образ гуру. Миниатюрная, почти неуловимая в перемещении по большому кабинету, она успевает все и сразу: варит кофе, консультирует родственников пациентов, подробно объясняет, успокаивает каждого. Шесть часов вечера, позади десять часов труда. Впереди – бумажная рутина. Но пока Валерия Макаровна готова делиться самым сокровенным: не исключено, что мы не продуцируем мысли в своем головном мозге, а они к нам приходят свыше. Как содержать этот «приемник» с тонкими настройками, как сохранить головной мозг здоровым – об этом в беседе «Горкома36» с главным внештатным нейрохирургом областного департамента здравоохранения, членом правления Ассоциации нейрохирургов России, Почетным гражданином Воронежа Валерией Ланецкой.
1. Следуй за мечтой, и она приведет в нужное место.
– Сейчас мне кажется, что я мечтала о профессии врача с рождения. Все игры в детстве сводились к лечению кошек и прочей живности в округе. В мединститут пошла вопреки желанию мамы. После школы мама мне сказала: «Никакого мединститута не будет, или ты сломаешь себе жизнь!» – и отправила к своей сестре в район, чтобы готовиться к экзаменам было некогда. Но на экзамены я поехала. С температурой 39 и сильным фурункулезом. Получила пятерки и поступила.
С первого курса начала заниматься на кафедре оперативной хирургии. На шестом курсе сделала свою первую операцию по удалению аппендикса. Уже была замужем, родила дочку. А после института уехала вслед за мужем на село и стала работать фтизиатром. Эти три года дали мне очень много. Именно благодаря фтизиатрии я научилась не только лечить отдельный орган, а видеть человека целиком, со всеми его проблемами, душевным складом. Тогда туберкулеза было очень много, больные к нам поступали из бывших военнопленных – узников Освенцима, Бухенвальда, а затем – уже сталинских лагерей. Вроде бы уже и 20 лет прошло после войны, но случаи туберкулеза встречались тяжелые.
После окончания ординатуры о нейрохирургии я не думала. Для женщины это тогда казалось немыслимым, и я ждала, когда в Воронежской областной больнице откроется отделение гнойной хирургии. Но свободная ставка была одна-единственная как раз в отделении нейрохирургии. Меня туда отправили просто «пересидеть». Мне понравилось, и я осталась.
2. Новая цифровая эра – новые пациенты
– Это была докомпьютерная эра, и надо было логическим путем определить, в какой части головного мозга у человека развивается патологический процесс. Благодаря этой особенности в нейрохирургии – логическому построению диагноза до операции – я влюбилась в профессию и осталась в ней навсегда. Свою первую операцию на головном мозге провела в 1971 году. Тогда летальность наших пациентов была огромная. И когда обреченные пациенты выживали – для нас был праздник.
Сейчас нейрохирургических пациентов после ДТП и бытовых травм стало меньше, раньше мы с таким потоком не справлялись. Особенно перегруженной была БСМП № 1. А сейчас у нас нейрохирургические койки в регионе пора сокращать – до ста уже лишних. Теперь самый большой поток наших пациентов – с опухолями, сосудистыми катастрофами и патологиями позвоночника.
В доцифровую эру было не так уж много опухолей головного мозга. Мы в Воронежской области оперировали 30–40 раз в год. А в последние пять-семь лет оперируем по 250–300 новообразований в год, и примерно две трети из них – злокачественные. И эта тенденция стала повсеместной. Да, сотовая связь и электромагнитное излучение влияют на здоровье мозга. Но в целом это все-таки комплексная проблема – непрерывное нахождение людей в режиме онлайн, экология, стрессы, образ жизни. Посмотрите на воронежцев в маршрутках – все коротают время за разговорами по телефону или сидят в своих гаджетах.
3. Самый суровый суд – суд совести
– Я на рабочем месте с 8.30 утра до 20.00, но по-прежнему влюблена в нейрохирургию, как в молодости. Парадоксально, но именно этот рабочий интенсив удерживает от выгорания. А общение с коллегами по российской Ассоциации нейрохирургов – так вообще всегда праздник и вдохновение. А еще я думаю, что вполне хорошо себя чувствую и остаюсь в форме благодаря прооперированным пациентам, которые, выписываясь, говорят: «Мы будем за вас молиться». У меня нет усталости от больных. Был случай: тороплюсь на операцию, а в кабинет просится на консультацию молоденькая девушка. Я отвечаю ей в сердцах: да что ж, свет клином, что ли, сошелся на Ланецкой; есть же нейрохирург в областной поликлинике. Через какое-то время эта девушка снова приходит ко мне на консультацию уже по направлению из поликлиники и с животиком. Я смотрю – у нее опухоль ствола мозга. Спрашиваю: кто вам с таким диагнозом разрешил сохранять беременность? А оказалось, все сложилось так лишь потому, что в тот раз я отказалась ее посмотреть. С тех пор я не отказываю никому, даже если человек не записан на прием и без направления. Для меня теперь гораздо легче принять всех и каждого, чем кому-то отказать. Потому что рано или поздно все возвращается, а самый суровый суд – суд твоей совести.
4. Резервы мозга огромны
– В советское время, еще в докомпьютерную эру, к нам доставили молодого человека в тяжелом состоянии. Его нашли без сознания в центре Воронежа рядом с филармонией. Кто-то жестоко избил парня. Его состоянии продолжало ухудшаться, мы решили оперировать. После трепанации черепа я вижу тотальное размозжение всей сенсомоторной зоны головного мозга – то есть всего, что ведает речевой и двигательными функциями. И отек мозга такой, что я в ходе операции придерживаю его рукой, чтобы не взорвался. А когда на твоих глазах идет процесс отека головного мозга – это картина не для слабонервных. В общем, одной рукой придерживаю мозг, другой раскусываю череп, чтобы освободить для мозга дополнительное место, пока тот не взорвался. После операции мой прогноз был: этот человек никогда не заговорит, и правые рука и нога у него останутся обездвиженными навсегда. Парень лежит привязанный к койке, как все наши пациенты после операции. И вдруг начинает сам себя отвязывать и левой рукой, и правой. Постепенно повышается уровень сознания. Я его спрашиваю: «Валерий Константинович, кто вы по профессии?» Он отвечает: «Я фокусник». «Может, вы нам фокус покажете?» – спрашиваю, наблюдая за таким необычным восстановлением сознания. А он мне отвечает: «У меня реквизита нет». В общем, оказалось, что к нам без сознания был доставлен действительно фокусник-иллюзионист с мировым именем Валерий Постолатий. Тот самый Постолатий, виртуозные руки которого снимались в итальянской комедии «Блеф». Он разработал методику тасовки карт сверху вниз. Потом приехала его мама и рассказала, что Валерий что-то мастерил, разрабатывал из своих будущих фокусов с трехлетнего возраста.
Через год он приезжает к нам делать пластику дефекта черепа. А потом я получаю благодарственное письмо от вице-президента советских фокусников за спасение не только жизни, но и профессионализма Постолатия. Эта истории доказала, какие огромные резервы скрыты в головном мозге и насколько он пластичен. И еще – как важно для раскрытия незадействованных резервов мозга творческие занятия руками. В случае с Валерием Постолатием бесконечные тренировки фокусника задействовали скрытые прежде резервы мозга, которые взяли на себя функцию размозженной зоны. Другими словами – нервные клетки восстанавливаются.
Еще одна дорогая мне пациентка – 17-летняя Оля Старыгина из 1983 года. На глазах у родителей, стоявших на балконе, ее сбила машина. Это была моя первая операция по удалению контузионных очагов – первая такая операция в Воронеже. Выхожу из операционной, говорю маме: состояние крайне тяжелое, скорей всего, девочка не выживет. Но девочка выжила, родила дочку. Сейчас Ольге 50 лет, она закончила медучилище, и все у нее хорошо. В общем, в головном мозге заложены огромные, неизведанные возможности, которые человеком при жизни не реализованы.
5. Операция на мозге уже не катастрофа
– Теперь в нашем распоряжении есть отличная цифровая визуализация вплоть до нейронавигации, позволяющей в ходе операции точно выйти на опухоль. А ведь когда-то начинали, по сути, вслепую. Вводим воздух в желудочки мозга – и по варианту смещения желудочковой системы анализируем, где должна быть расположена опухоль. Если чуть «промахнулись», есть огромный риск смерти пациента. Даже не представляю, что нас всех тогда держало в профессии. Летальность была колоссальная! При опухолях полушарной локализации – до 30%. При опухоли задней черепной ямки после операции умирал каждый второй. А по итогам 2019 года летальность среди наших пациентов в регионе составила 3%. Другими словами, операция на головном мозге уже не катастрофа. К тому же теперь мы не оперируем всех подряд, а сначала взвесим тысячу раз. Если опухоль небольшая, то предлагаем ее понаблюдать, определить темпы роста. Бывают ситуации, когда доброкачественное новообразование в мозге замерло в развитии, и так может не давать о себе знать много лет, а то и всю жизнь. Но наблюдать надо обязательно.
В Японии профилактическая МРТ головного мозга, когда еще ничего не беспокоит – золотой стандарт. Поэтому аневризма мозга там оперируется вне разрыва в подавляющем большинстве случаев. Ведь она чаще всего никак себя не проявляет, и при своевременной операции дается хороший прогноз с полным излечением. А при первом уже разрыве летальность составляет 25%. Мой дорогой друг, замечательный русский модельер Николай Харьковский умер в нашей больнице от разрыва аневризмы.
6. Врачебный профессионализм – это не медицинские стандарты
– К своим пациентам врач должен относиться так, как хотел бы, чтобы относились к тебе, если заболеешь. Научить любить своих пациентов нельзя, потому что чувство сострадания у человека врожденное – либо оно есть, либо нет, и тут ничего не поделаешь. Но врач без чувства сострадания, без понимания чужой боли – не врач, а ремесленник, пусть даже очень искусный. Когда я была на специализации в клинике Омска, профессор Юрий Савченко рассказал о восстановлении девочки после тяжелой черепно-мозговой и спинальной травмы. Родители объяснили, что девочка очень привязана к своему котенку. И в период реабилитации врачи разрешили держать в палате этого котенка. Хотя, конечно, это нарушение всех норм. Но ребенок пошел на поправку.
У нас в отделении работает великолепная старшая медсестра Ольга Петровна Попова. Она ходит по палатам вслед за нейрохирургами и душевно «дорабатывает» всех пациентов. Эта полная вовлеченность – важный импульс для выздоровления. Я тоже стараюсь рано утром и вечером после работы еще раз пройтись по всем палатам и реанимации.
Лечить строго по медицинским стандартам нельзя. Все нормальные врачи это понимают. Но страховые компании выписывают больницам штрафы за малейшие нарушения в протоколах лечения. У нас был случай – нейрохирург спас, выходил тяжелого больного, но в листах назначения забыл подклеить протокол профилактики тромбоэмболии. Страховые комиссары наложили штраф в 48 тыс. рублей, которые теперь выплачивает врач, спасший пациента. Я уже не говорю про уголовные дела. Поэтому все меньше молодых людей идет в ургентную медицину и особенно в хирургию.
7. К голове надо относиться с уважением
– Успешно прооперированная гематома после гемаррагического инсульта – это все равно лишь 10% вероятности восстановления работоспособности. Так что я бы посоветовала всем прямо сейчас заняться профилактикой, а не надеяться на достижения нейрохирургии. И всем гипертоникам – обязательно лечиться, всю жизнь. Позаботьтесь хотя бы о своих близких, если уж не думаете о себе. Для них после вашей сосудистой катастрофы будет сломана жизнь. Опухоли головного мозга тоже всегда дают о себе знать заблаговременно. И если вы регулярно испытываете головную боль, не надо терпеть – сделайте МРТ. К нам в отделение часто госпитализируют пациентов с большими опухолями. Чем больше опухоль, тем сложнее ее оперировать, тем тяжелее прогноз. А ведь доброкачественные опухоли растут медленно, в классическом варианте – по 1–2 мм в год. И если больной приходит к нам с огромной опухолью, значит, она росла у него лет 15. Не верю, что голова за эти годы у человека совсем не болела! А к головной боли надо относиться с уважением.
Я грешным делом не люблю кибернож. Он дает вокруг себя рассеянное облучение. У кого-то оно проходит бесследно, а у кого-то возникает картина лучевого некроза, которая может развиться и через полгода после операции. Если опухоль достижима, то ее все же лучше удалить своими руками. Кибернож оправдан в труднодоступных зонах мозга. Одной моей VIP-пациентке объяснили в Швейцарии по поводу киберножа довольно просто: «Лучше не устраивать Чернобыль в своем мозгу». И я с этим согласна.
8. Проводники Высшего разума
– Я все больше понимаю, что головной мозг не только является источником наших мыслей, творческих озарений, открытий, а еще и работает как приемник информации, и мы все – проводники энергии, знаний от Высшего разума. Моя подруга когда-то перенесла операцию с картиной клинической смерти. А потом, дома, проснулась среди ночи и начала писать стихи. И наш священник отец Геннадий Заридзе, я уверена, тоже получает свою поэзию из вышних миров. Потому что самому человеку написать такое невозможно. У меня в ходе операций тоже были случаи с очень ярким ощущением, что моими руками кто-то управляет. Мои ребята – очень опытные коллеги – говорят за операционным столом: «Валерия Макаровна, остановитесь!» А я понимаю: нет, надо идти дальше и удалять еще. Чем больше опухоли удалишь, тем дольше будет жить человек. Но во время операции всегда надо уметь вовремя остановиться. Я не знаю, опыт ли это или интуиция, но я всегда чувствую, когда надо остановиться.
9. Сознание надо полностью переключать и расширять хотя бы раз в год
– Мне 77 лет, почти 55 работаю врачом, и все время мечтаю уйти домой с работы хотя бы в пять часов вечера, сесть в кресло и не спеша почитать что-нибудь. Но прихожу в девять вечера, сажусь в кресло – и засыпаю. А утром уже в 5.45 вставать и ехать на работу. По этой же причине никогда не занималась никаким спортом. Но вот во время отпуска отдыхаю как следует. Последние 35 лет езжу в Кисловодск и хожу в горы. По 10-12 километров каждый день. Меня это колоссально перезагружает на весь год. Каждый год человек должен перезагружаться и полностью переключать сознание, менять картину мира перед собой. Проверено на себе. Ведь у меня самой было три тяжелых черепно-мозговых травмы. И тоже часто болит голова.
Единственная роскошь, которую себе позволяю просто так, – косметолог. Но это просто уход и мезотерапия, безо всяких там операций и подтяжек. Лицо, как и мозг, должно оставаться живым и ясным.
10. Важна не легкая жизнь, а легкая смерть
– В чем для меня смысл жизни? Все равно это работа. Да, и дети, и внуки, и мои близкие друзья – все рядом. Но в первую очередь я живу работой. Дочка мне все чаще говорит: ты хочешь умереть на работе? Но теперь, повидав слишком много, я понимаю: важно иметь не легкую жизнь, а легкую смерть.
Но все мы живы лишь от одного мига до другого. Я это остро почувствовала совсем недавно, когда потеряла очень близкого человека. Прошлым летом мы по традиции вместе отдыхали в горах. Мужчина – самый здоровый человек в семье, никогда не жаловавшийся на сердце, умер от острого коронарного синдрома почти мгновенно. Врачи сработали блестяще, но никто не смог ничего поделать. То есть еще вечером он за ужином был с нами, своими родными, а к обеду его не стало. После этого потрясения я стала как-то особенно вслушиваться в текущую жизнь.
В наше неспокойное время люди страдают не только от органического поражения нервной системы, но и более ранимой становится психика людей, приводя к паническим атакам, что утяжеляет течение всех заболеваний. Начинаешь понимать, как все вокруг осмысленно и взаимосвязано.