В Воронеже показали «Три сестры» на языке глухонемых

«Три сестры», рассказанные на языке глухонемых, решены, как ни странно звучит, в ключе строгого,классического театрального действа. Но настолько свежо и остро, что впечатление производят даже не потрясающее, а ошеломительное: я, признаться, на финише плакала. И не я одна.

Спектакль идет четыре с половиной часа. С тремя антрактами. С субтитрами на экране, установленном«поверх барьеров» – как бы над мирской суетой. Зная эти «выходные данные», изначально сомневалась, удастся ли досидеть до конца: за день до этого буквально извелась на часовом зрелище, которое соседи по зрительским креслам приняли на «ура». А тут… 

Едва начинается действо – как бы внутрь попадаешь; настолько точные, пронзительные ноты берутся с первых тактов, что ловишь их, я бы сказала, с трепетом. И так все четыре с половиной часа: смотришь – и боишься, что когда-нибудь это закончится.

Довольно, впрочем, эмоций, перейдем к фактам. «Три сестры»демонстрировались в нашем городе в рамках Платоновского фестиваля искусств (совместно с проектом «Фестиваль «Золотая Маска» в Воронеже»). На пресс-конференции, состоявшейся перед показом, новосибирцы рассказали о своем необычном спектакле, подчеркнув: в плане понимания функций и задач драматического искусства, воплощения образов и т.д. ничего принципиально нового в нем нет. Просто текст Чехова давно и навсегда «устал»: кто только не ставил пьесу – в разных театрах. Какие только интонации в ней ни звучали – на все лады! Результат – закономерный: едва появляется на сцене Ирина, младшая из трех сестер, в мозгу зрителя начинает неизбежно пульсировать тысячекратно избитое «в Москву, в Москву…» Как свернуть с проторенного (в силу предсказуемости –неинтересного) пути?

Тимофей Кулябин, получивший скандальную известность «благодаря» «Тангейзеру» по одноименной опере Вагнера (новосибирская городская прокуратура даже возбудила в отношении режиссера дело об «умышленном публичном осквернении религиозных символов»), пояснил: сначала пришло решение поставить спектакль, где он отнимет у героев речь. А уж конкретно с «Тремя сестрами» Кулябин определился позже. 

Прием – постановка на жестовом языке – на самом деле, мне кажется, позволяет убить сразу нескольких зайцев. Во-первых, это чисто физический уход от той самой «усталости» текста. Во-вторых – зрителю просто-напросто не избежать активного соучастия: текст, возникающий на экране, каждый волен «раскрасить» какой угодно интонацией – своей собственной. Отсюда – максимальная включенность в действо, психоэмоциональная напряженность его прочтения.

Включенность эту, кроме всего прочего, обуславливает и пространственное решение спектакля: он идет в одних и тех же декорациях. Но благодаря их минимальной трансформации и верно расставленным акцентам, мизансценическому решению у зрителя возникает полное ощущение того, что события разворачиваются в разных (!) интерьерах (работа художника – также на высший балл).

Ну, и актеры при заданном раскладе играют нечто невообразимое: такую органику «достают» из себя, такой наполненностью и достоверностью оснащают образы, что даже неловкость в какие-то моменты испытываешь – будто в замочную скважину подсматриваешь за жизнью большой семьи. А жизнь эта бьет ключом, причем – во все стороны. И далеко не безболезненно для каждого из ее членов.

Очередное «браво» Тимофею Кулябину: это как же надо «отшлифовать» роли и актерскую игру, что среди исполнителей практически некого выделить: на высоте – все до одного (особенно «сестры»)! Убийцу барона Тузенбаха, разрушителя чужого счастья Соленого, возомнившего себя Лермонтовым, боишься задолго до трагической развязки. А ведь актер ничего нарочитого не выдает, ни грубость, ни нелепость свою не педалирует; великолепная, на мой взгляд, работа! Как и творчество всех создателей спектакля; для меня он – самый яркий акцент Платоновского фестиваля за всю его шестилетнюю историю. И, пожалуй, самый чеховский –несмотря на то, что герои активно пользуются гаджетами, пьют из пластиковых стаканчиков и носят современное платье.