20.05.2025, 09:22 
Приключения среди руин
– Приход весны был отмечен салютом. Над городом гремели мирные взрывы – о них накануне предупреждали по радио. Рвали лед на реке, чтобы сохранить хлипкий временный Чернавский мост от ледохода. И звучали эти взрывы совсем не страшно, а весело. Но сошли снега, и появилось так много мин, снарядов и гранат, что взрывы загремели опять. И каждый означал гибель взрослого, ребенка или животного.
– Нас, детей, конечно, строго предупреждали об опасностях. Но мы быстро освоились среди руин. Бесстрашно поднимались по лестницам, ведущим в никуда. Подобно бандерлогам, карабкались по стоякам парового отопления на головокружительную высоту. Обычно в эти головокружительные экспедиции посылали меня. Легкая, цепкая, я не боялась высоты. Забиралась высоко, осматривала балконы и подоконники. Один раз на подоконнике мы нашли бумажник с деньгами. Другой раз – кастрюльку с солью. Находили и оружие, которого кругом было много. Особенно же на Коминтерне. На чердаке нашего дома мы создали штаб, из оставленной строителями глины построили редут и хранили там целый арсенал. От тола и пушечного пороха до автоматов и ручных пулеметов. Правда, недолго. Управдом полез проверять дымоходы, обнаружил эти богатства и срочно вызвал саперов.
Про судьбу
– 15 мая 1946-го погибло много детей врачей, живших в общежитии на Транспортной улице. Там в тесных комнатах по возвращении из эвакуации обитало большинство профессорско-преподавательского состава нашего мединститута. Для нас, детей, это место в районе Глинозема было лучшим для игр. Кровавые бои за Воронеж в этом месте оставили много следов. Какого только оружия мы там ни находили! Но такова судьба – 15 мая нас с братом потянуло шкодить в другом месте города. А дети преподавателей и профессоров откопали на склоне оврага рядом со своим общежитием два новеньких артиллерийских снаряда. Укрывшись за холмом от родительских глаз, решили взорвать снаряды, положив их в костер. Дровишки собрали быстро. А дефицитных спичек ни у кого не оказалось. На добычу отрядили Олю Сержанину – дочь профессора-хирурга Андрея Ивановича. И это тоже была судьба. Бабушка увидела Олю, заставила помыть руки и сесть за стол – есть. Старший брат Толя, проклиная бестолковость сестры, поспешил за ней. Но и его усадили обедать. Они, как потом рассказали мне, глотали не жуя – боялись, что самое интересное произойдет без них. Так и случилось. Спички принес кто-то другой и костер весело запылал. Взрывы – один за другим – прогремели, когда брат с сестрой уже бежали по лестнице. Их едва не сбросило со ступенек, осыпало осколками стекол, выбитых взрывной волной.
Только башмачки
– В одной из комнат общежития сразу развернули пункт первой помощи. Несли туда и детей и то, что от них осталось. Мой друг Аркаша Александрийский в момент начала взрыва благоразумно прилег в ямку, но маленький осколок и его достал. Аркаша бежал к дому, к папе – ведь Митрофан Васильевич был известным в городе хирургом. Бежал с криком: «Я ранен, я ранен!» Увы! Он был ранен точно в сердце и умер у отцовских ног. Тот отнес его домой, положил на кровать и начал оказывать помощь другим детям. Их оказалось много, очень много. Жена Митрофана Васильевича – тоже врач – вернулась домой, ничего еще не зная. Ее не хотели пускать в комнату, но она через плечи людей, стоявших в дверях, увидела. Жизнь этих несчастных родителей потеряла смысл. Больше детей они не имели, жили памятью.
– Среди прочих в огне того майского взрыва погиб, исчез, был развеян без следа еще один мой друг, Алеша, сын известного профессора Нестерова. От него нашли только башмачки. Их и хоронили. Огромная толпа провожала грузовики с закрытыми гробами. Мы всей семьей тоже шли в этой процессии до самого Тернового кладбища. Хоронили под безумные крики родителей, заглушавших душераздирающий Шопеновский марш. И долго еще после окончания войны гремели порой взрывы, как ее смертоносное эхо.