Мои собеседники Дмитрий и Тамара Сальниковы – коренные мариупольцы. Он много лет отдал металлургическому гиганту им. Ильича. Жена – инженер, ветеран труда «Азовстали». Но Дмитрий считает себя еще и воронежцем.
Детство и юность провел здесь, у дедушки с бабушкой. Здесь же закончил ПТУ № 1. А его мама в конце 1950-х закончила 37-ю школу, затем воронежский пединститут и всю дальнейшую жизнь преподавала в Мариуполе французский. В марте 2022-го ее не стало. Минувшую весну семья провела в подвалах. Их дом в центре на проспекте Ленина разрушен. Спустя почти 30 лет Дмитрий приехал с женой и дочерью в Воронеж, где они сняли комнату у знакомых. Корреспонденту «Горкома36» они поведали об опыте выживания в горящем городе.
Подвальное братство
– В марте, когда снаряд попал во двор нашей пятиэтажки, мы поняли, что надо уходить жить в подвал, – рассказывает Дмитрий. – Люди сами начали сбивать замки на всех подвалах, потому что бомбоубежищ почти не оказалось. Нашли подвал в соседнем доме – просторный магазинный склад, даже с вытяжкой. Мы там смогли перегородить пространство отсеками для каждой семьи. Из деревянных поддонов сделали настилы. Благодаря вытяжке могли разжигать костер, готовили на всех. Для розжига собирали во дворе поломанные лавочки, вылетевшие рамы. Один отсек оборудовали под туалет – что-то вроде клозета между двумя плитами. Для дезинфекции кидали туда таблетки прессованной хлорки или заливали «Кротом».
«Команда 200»
– Смерть была на каждом шагу. Во время одной бомбежки я бежал к своим в подвал. Вижу – женщина угодила в колючую проволоку, которая теперь провисала между нашим домом и соседним. И застряла в ней, как муха в паутине. Шипы сразу прорезают одежду, тело насквозь. Кричит мне: «Помоги!», – но вызволить ее оттуда под бомбежкой было невозможно... Так она там мертвая две недели и провисела… По городу ездили микроавтобусы «Команда 200», собирали трупы – тех, кого не нашли родные. Объявления о пропавших были расклеены по всему городу. Если родственники находили и опознавали, то хоронили сами. Во дворах домов появились целые кладбища. Тело моей мамы пролежало в подъезде три дня. Не могли вынести и похоронить под градом снарядов. Я просил знакомых ребят, но те предложили только снести в ближний гараж, положить сверху остальных. Потом – как пойдет мимо «Команда 200», так всех разом и заберет. Тогда я решил все сделать сам. Похоронил маму в нашем дворе в воронке из-под снаряда, при помощи обломка лопаты. Еще я потерял кума. Он заживо сгорел в своей квартире. Был полный, передвигался с трудом и не смог спуститься в подвал.
Перезахоранивать всех на кладбище стали потом. Пока все службы занимаются тем, что расчищают завалы, извлеченные тела хоронят в первую очередь. Тела разлагаются, их уже просто так не вытащишь. Я тоже работал на этих расчистках. Главное – делать все в резиновых перчатках. Мой друг, мастер с «Тяжмаша», по неопытности надел матерчатые. Вернулся после работы, буквально свалился от усталости спать – и не проснулся. За ночь погиб от газовой гангрены. Видимо, трупный яд попал в организм через эти матерчатые перчатки. Для такого заражения достаточно, чтобы тело пролежало несколько дней. А там они уже месяцами лежали. Завалы еще не все разобраны, трупов по городу остается много. Но и МЧС России сейчас работает в Мариуполе очень активно. Расчищает, восстанавливает город.
Дети, мамы, старики
Тамара:
– Мы выживали как могли, помогая друг другу. У нас в подвале был приличный запас круп, муки, копченой рыбы. Сами пекли на костре оладушки. А вот в соседнем подвале продуктов не оказалось. Там пряталась большая семья. Пришли к нам. Стали есть все вместе. Здесь же – пять собак и четыре кошки. И все мы жили между собой очень дружно. Ну храпит кто-то ночью – ерунда. А вот в соседнем подвале было много маленьких плачущих детей.
Дмитрий:
– Очень много в городе оказалось «бесхозных» стариков. Дети уезжали стремительно, о родителях многие не подумали. Один подвал рядом с нашим – одни старики и инвалиды. Их детей я не понимаю. Но были и другие – приезжали срочно из других городов и даже стран, пробирались через все блок-посты, платили большие деньги, лишь бы забрать из города родных.
Одинокие мамы начали объединяться в стихийные детсады-коммуны. Одна стирает, другая готовит, третья воду добывает, четвертая – в очереди за «гуманитаркой». Так и выжили.
В городе сейчас только два вида работ – расчистка завалов и торговля. Рынки образуются стихийно. Торгуют тем, что привозят из соседних сел. И уже стали появляться парикмахерские, маникюрные услуги – пока на дому. Девочки ходят по рынкам или в очереди за «гуманитаркой» раздают свои самопальные визитки.
Не до болезней
– Для мужчин самым тяжким оказалось отсутствие сигарет, – говорит Дмитрий. – Я собирал бычки, вытряхивал из них табак, сушил над костром в половнике, делал самокрутки.
Но самое удивительное, что вдруг пропали все болезни. Про коронавирус вообще забыли. Какая-то легкая травма – перебинтовал и будь здоров. Ни осложнений тебе, ни нагноений – и это без антибиотиков и антисептиков! Просто людям в стрессе стало не до болезней, все резервные силы организма мобилизовались на выживание. Моя кума работает медсестрой в госпитале. Весной он был единственным на город. С ее слов, за всю весну к ним госпитализировали только двух пациентов с «мирными болячками» – аппендицитом и инфарктом. В основном людей доставляли с осколочно-взрывными ранениями да еще с желудочно-кишечными кровотечениями.
А еще оказалось, что в такое время люди проявляются наиболее ярко. Все черты характера обострились, все маски были сброшены. Наш одинокий сосед по загородному дому открыл подвал с запасом картошки – пусть люди забирают, кому сколько нужно. Одни соседи уносили по пакету. Другие таскали мешками и тут же возвращались за новой партией: продавали недалеко за углом…
Сухари и тишина
Тамара:
– В самое тяжкое время у всех появился особый драйв выживания – никаких самоубийств не было. Суициды начались только сейчас. Люди отходят от экстрима, оглядываются вокруг и не знают, как жить дальше. Особенно те, кому за 50, которые наживали свои квартиры и имущество годами. Да, по разрушенным домам уже ходит комиссия, все регистрирует. Но самое лучшее, что может сейчас там предложить – комнату в общежитии.
Эти дни и месяцы у меня выработали новую привычку – не только готовить на семью, но всегда сушить впрок сухари. Это важнее всяких закруток. Теперь, где бы мы ни находились, у нас с собой всегда есть сушки, сухари, чай, сахар. А еще теперь я понимаю, почему на первомайских открытках нашего советского детства слово «Мир» всегда стояло на первом месте. Этой весной мы все ждали тишину, чтобы выспаться. И проснуться не под канонаду, а просто с рассветом.