С приближением Дня российской печати (13 января) коллеги все чаще стали вспоминать День советской печати (5 мая). И дело не в ностальгии. Сама наша профессия сейчас переживает очень неправильное раздвоение.
Многолетняя дорога от 5 мая к 13 января пока не стала возвращением к исконно русской журналистике – глубокой и «раздумчивой», и именно этим отличавшейся от западной прессы в XIX веке. По этой дороге мы уже почти растеряли и традиции позднесоветской журналистики, когда печатное слово и без статуса «четвертой власти» имело большой вес в обществе. Газеты и журналы выписывали и читали, потому что это была не только агитация и пропаганда. Это был настоящий культурологический продукт – раскрытый за столом свежий номер газеты. С именами, с традициями, с уважением к читателю. Несмотря на всю цензуру и «линию партии и правительства».
Потом начался очень тяжелый период для российской печати. В 1990-х годах я работала в тольяттинской прессе, и двух моих редакторов расстреляли – в упор. Еще одного, тоже тольяттинского, убили заточкой в спину. Убийц и заказчиков до сих пор не нашли.
После этого Воронеж в начале нового века показался раем. Здесь журналистов не убивали, а подавали на них в суд. Сейчас ни того ни другого почти не осталось. По всей стране. И дело не только в новом витке цензуры, как пытаются многие утверждать. Сама по себе, и без цензуры, журналистика стремительно скатывается с дороги советского и российского печатного слова в жанры, максимально приспособленные для мобильных устройств. В жанр новостей из пресс-релизов, а не окружающей действительности. В жанр ярких картинок и сенсаций, которые становятся важнее медиаэтических стандартов и человеческих ценностей. Психиатры и нейрофизиологи уже забили тревогу – в результате нового «клипового» сознания люди утрачивают навыки аналитического мышления и восприятия сложных текстов.
Что же всем нам остается? Писать и читать эти самые хорошие тексты. Все-таки открывать настоящую бумажную газету или книгу. В общем, день российской печати – это все актуальнее.