06.04.2022, 12:00 
Зимой папа иногда ходил на рыбалку. Он неслышно исчезал ночью и возвращался утром. Я просыпался, а дома была одна мама. Она топила печку и делала всякие домашние дела. У печки на железном листе лежали замерзшие дрова. Снег на них таял, а потом мама засовывала поленья в печь, и сквозь щелку было видно, как сразу им становилось жарко, и они начинали трещать. Согревшись, поленья уютно гудели, будто пели на своем языке какую-то песню.
Мама часто выходила на улицу, и каждый раз в дверь клубами залетал мороз. Однако печка была сильнее, и у него не хватало сил добраться даже до середины комнаты. А я лежал на диване под толстым одеялом, будто в берлоге, и думал про то, как там папа ловит рыбу, потому что на улице был сильный холод, и в окнах ничего не было видно, кроме нарисованных морозом новогодних елок и всяких волшебных картинок, разгадывать которые можно очень долго.
А потом приходил папа, большой и румяный, как Дед Мороз. У него была толстая и твердая, как доспехи, одежда, холодные колючие щеки и ледяные пальцы. Он грел у огня руки и ходил по комнате в пушистых носках, которые с утра дожидались его на печке.
Удочки потихоньку оттаивали на столе, а папа вынимал из сумки свой улов. Рыбки были небольшие, некрасивые, облепленные сором и крошками и такие обледенелые, что стукались об стол, как деревянные.
– Это какие рыбы? – спросил я однажды.
– Ерши, – ответил папа.
– А почему они в реке не замерзают?
– Понимаешь, – сказал папа, – они так приспособлены, что любой холод выдержат. Вода же в речке подо льдом не превращается в льдину и продолжает течь. Хочешь, я тебе одну штуку интересную покажу?
Папа налил в таз воды и бросил туда самую большую рыбу.
– Вот подожди, она оттает, и увидишь, – пообещал он.
После завтрака папа позвал меня, мы заглянули в таз и увидели, что рыба плавает.
– Это она умерла, что ли, а потом отживела? – спросил я.
– Ну, не совсем умерла, – ответил папа. – Рыбы не умирают, а засыпают. Теперь вот она проснулась.
Я опустил руку в воду, потрогал ерша и погладил его по спине. Рыбка была очень живая. Она плавала по самому дну и боялась незнакомых рук.
Я накрошил в воду хлеба, но ерш не обратил на это внимания. Наверное, он просто никогда его не видел и не знал, что его можно есть. Я поймал ерша и стал ему под водой совать в рот размокший хлеб. Может, ерш один раз попробует, ему понравится, и тогда он проживет у нас долго-долго, до самой весны. А весной я посажу его в бочку около сарая – в ней ему будет просторно. Каждому ведь интересно, чтоб у него во дворе жила настоящая рыба. Бочка большая, и ерш в ней тоже большой вырастет.
Но тут папа увидел, как я кормлю ерша, и сердито спросил:
– Ты что ж делаешь?
Я испугался и сразу руки из таза вынул.
– Разве так можно? – спросил папа. – Ты ее задушишь, и она уснет, как все остальные. Нельзя так. Вообще не надо до нее дотрагиваться.
Когда папа ушел, я пустил в таз кораблик. Интересно, ерш понимает, что это такое?
Ерш не понимал. Конечно, он на речке, кроме моторок, никогда ничего и не видел такого, чтоб с пушками и парусами. Я его злил-злил, чтоб ерш на корабль напал, но тот оказался бестолковым – с ним невозможно оказалось ни в какую игру сыграть.
За целый день я только раз сходил погулять, а так все время сидел рядом с тазом, пытался ерша чему-нибудь научить или просто смотрел, как он стоит у самого дна и тихо шевелит плавниками.
А на следующее утро ерш оказался невеселым и плавал вроде бы хорошо, но как-то боком. Я помогал ему: за хвост поддерживал, чтобы он не переворачивался на спину, подталкивал, и хлеба свежего покрошил, хотя в воде и вчерашний плавал.
– Если он уснет, то ничего страшного, – сказал папа. – Я тебе другого принесу.
А ерш плавал уже совсем плохо. Стукался о стенки таза и все старался перевернуться вверх животом.
– Я не хочу другого, – сказал я. – Я хочу, чтоб этот выздоровел.
А мама сказала:
– Ничего, сын, не расстраивайся. Я придумала, как твою рыбку спасти. Мы, знаешь, что сделаем? Мы ее опять заморозим, а весной в речку выпустим. Она оттает в теплой воде и отживеет!
Ерша заморозили на улице, и я сам вырыл нору в самом большом сугробе и уложил там, чтоб никто это заветное место, кроме меня, не нашел, и чтоб ерш не оттаял раньше времени.
Потом, в другие уже дни, шел снег, сугроб вырастал, и ершу там хорошо было лежать. Метель до него не доставала. Он спал себе и даже ни разу не видел, как мы с собакой играли, рыли комнаты в сугробах и по снегу кувыркались, пока он лежит замерзлый.
Один раз я проверил: тут ли еще ерш? А то оттепель была – вдруг он отживел и не знает, что теперь делать? Ерш был цел и крепко спал. Я хорошенько его рассмотрел, потому что соскучился, и опять спрятал.
А когда пришла весна, ерш исчез. Его нигде не было – ни в остатках сугроба, ни в лужах на дворе. Я долго искал его, но не нашел. А папа сказал:
– Мы, наверное, опоздали. Он уже оттаял и уплыл. Видел, сколько ручьев было? Вот по такому ручью он и уплыл в речку. Там и резвится теперь!
– А как же, – спросил я, – все ручьи, что ли, в речку впадают? Или куда?
– Обязательно в речку, – ответил папа. – Куда ж им еще течь? Он теперь там плавает дома и вырастет большой-пребольшой. А если он когда-нибудь снова попадется на крючок, вот рыболовы удивятся! Скажут: что это за рыба такая огромная? А это твой ерш!
А я подумал: не, мы еще раньше увидимся. Летом пойдем с друзьями в речке купаться, а ерш нас увидит и тоже подплывет со своими друзьями. Скажет: я вон того мальчишку знаю. Мы с ним зимой познакомились.
Фото: https://vk.com/voronezhhistory?z=video-181822208_456239032%2Fvideos-181822208%2Fpl_-181822208_-2
Странички прошлой жизни. 1. Чем пахнет детство.