30.01.2018, 12:40 
Поименные утраты
Вот тебе и детский театр: веское ахматовское слово на несколько актерских голосов зазвучало с «кукольных» подмостков! Оба произведения, лежащие в основе постановки, – из разряда загадочных и бессюжетных, «дымных», в силу чего спектакль разворачивается чередой новелл, никак – с точки зрения рацио – не связанных между собой. В их числе – «рассказ» о поименных ахматовских испытаниях и утратах: Николай и Лев Гумилевы, Николай Пунин, Осип Мандельштам. Портреты жертв гибельного времени как бы проступают из небытия и «проплывают» перед зрительным залом под отдаляющиеся удары колокола.Вообще музыкальному оформлению постановки (композитор Александр Балаян) отведена роль из разряда главенствующих – музыка властно расставляет акценты в текстах, дублирует мощь и смысл ахматовской строки на протяжении всего спектакля. Она абсолютно адекватна и выбранным текстам, и собственно ахматовской поэтике: поэт и композитор в данном случае – полноправные соавторы действа.
Стоит заметить, что «Поэма без героя», которую отечественные литературоведы небезосновательно называют самым значительным поэтическим произведением XX века, определяется как «форма выражения авторского переживания эпохи». Что до «Реквиема» – его называют выплеском материнской боли, помноженной на понимание трагедийной неизбежности отдельно взятых человеческих судеб. Так что коллизии, пронизывающие ахматовские произведения – жесткие и эфемерные одновременно. Что, собственно, и демонстрирует действо в театре кукол.
Искушение карнавалом
Три актрисы (Елена Киселева, Елена Симанович, Дарья Исупова) – отражения трех ипостасей уникальной личности Анны Андреевны, отличавшейся творческим подходом не только к литературной работе, но и к жизни: частной, общественной, всякой. Понятно, что «предлагаемые обстоятельства» – противоречивый исторический контекст жизни и творчества Ахматовой – подвергают эту личность серьезным испытаниям, искушениям и т. п. Ввергают ее – то ли наяву, то ли в авторском воображении – в некий карнавал (арлекинада): вереница фигур, масок, эпизодов, сцен, интермедий шествует внутри прихотливого лирического монолога. Соответственно, исполнительницы, каждая из которых по-своему решает локальные и общие задачи, отыгрывают не только тексты, но и характер, «натуру» поэтессы: от молодости к старости и наоборот.«Ранняя» Ахматова в интерпретации Дарьи Исуповой – резка, манерна и отчасти пафосна, практически без полутонов и сомнений в собственной «особости». Она «заточена» на рифмованное слово, упивается своей над ним властью и тем впечатлением, которое производит на окружающих. Как бы украдкой смотрится в зеркало и любуется отражением.
Елена Симанович – повзрослевшая поэтесса сороковых: лиричная, вдумчивая, с пристрастием оценивающая каждый звук произносимого стиха и сполна отвечающая за сказанное. Она дышит поэзией, как воздухом, хотя трагедийность мироощущения ощутима уже со всей очевидностью…
Аскетизм и сила
Елена Киселева – Анна Андреевна под занавес своей долгой и многострадальной жизни, вместившей множество судьбоносных перипетий. Почти монументальная, величественная, вечная в вечной же своей «ложноклассической» шали (в смысле образа); здесь и хрестоматийная ахматовская «несогбенность» (стати, духа), и подспудный груз потерь, и достойное приятие доли, ниспосланной свыше.
Аскетизм в мимике и эмоции компенсирован фантастической внутренней силой – особенно в «Реквиеме», который Елена Киселева отыгрывает практически моноспектаклем. Мне кажется, эта высокоградусная актерская работа – вполне бенефисная, судя по той наполненности и лирической напряженности, которая прекрасно удается актрисе.
Декорации и реквизит действа отсылают к будничной пред- и постреволюционной аскезе: на сцене – средоточье черно-белого контраста, стертых, мрачных тонов в облачении персонажей и интерьерах (сценография и костюмы – Елена Белых). При всем том художественные средства выразительно прорисованы – в том числе и светом (Лариса Новикова). Спектр – от непроглядного мрака на всем сценическом пространстве до кровавого зарева по заднику сцены; не иначе – преисподней, куда сгинули близкие Ахматовой люди.
Настоящий двадцатый век
В спектакле много «междустрочья», эфира, флера – начиная с прозрачного занавеса, на котором изображено местообитание поэта и его стихов: стол, рукописи, свечи и т. д. Атмосферность рассматриваемой эпохи – безусловный ее атрибут, и постановщик не обходит вниманием эту легколетучую сущность, на обозначение которой результативно работает, помимо всего прочего, мужская линия спектакля, изобретательная и оригинальная. Актеры Владислав Ефанов, Владимир Руднев, Сергей Шамамян и Григорий Вахрушев ведут свои острохарактерные «партии» без слов (последний, впрочем, поет). Они не читают поэму, они ее танцуют (хореограф Асия Горбачева), отсылая зрителя к времяпровождению богемного окружения Ахматовой, которое «в те баснословные года» творчески самовыражалось в самых причудливых формах.
Куклы в «Поэме…», естественно, тоже в наличии. Кроме перчаточных, олицетворяющих вездесущую «чертовню», на сцене действует шарнирная «петербургская кукла-актерка» – «Коломбина десятых годов», образ которой невольно ассоциируется со знаменитой актрисой Олечкой Глебовой-Судейкиной, веселившей народ в легендарной «Бродячей собаке».
Проницательное авторское «я» – и в многозначительном взгляде на питерские зарисовки, зловещие городские пейзажи, открывающиеся зрителю. «Нежилые» метельные вечера, «рыбий жир» редких уличных фонарей, пустые заснеженные кварталы и т. д.; дьявольская внешность «настоящего двадцатого века», увиденного глазами поэтессы, – тоже красноречивая метафора, убедительно поданная в спектакле.
Следующий показ «Анны Ахматовой. Поэмы без героя. Реквиема» запланирован на 9 марта.
