В черной-черной комнате сидели черные-черные профессора в черных-черных мантиях и делали свое черное дело: тайком от народа вели подрыв такой лингвистической твердыни, как «черный кофе».
Увы, уязвим наш великий и могучий. Над ним могут измываться и профессора, и спевшиеся с ними отдельные чиновники – и им за это ничего не будет. Нет такой статьи ни в Уголовном, ни в Гражданском кодексах, что как-то даже странно для нынешнего состава Госдумы.
Теперь, заглянув в мою чашку на открытой веранде кафешки на пр. Революции, любой воронежец, в соответствии с приказом Минобрнауки, может сказать: вон, гляньте, – мужик пьет черное кофе. И прохожему за это тоже ничего не будет.
Это третий на моей памяти серьезный поход на традиционные языковые ценности. Каждый раз инициаторы пытались переутвердить разные нормы. Ели бы им это удалось, мы бы уже давно писали «парашут», «брачащиеся» (типа милые брачатся – только тешатся), «польта» и, по-моему, даже мягкий знак вместо твердого в некоторых словах. Уже могло бы вырасти целое поколение на этих новшествах. Но реформаторы каждый раз опрометчиво включали в список «кофе – оно». А народ генетически помнит, что кофе когда-то был кофием – то есть напитком однозначно мужского рода – и готов был стоять горой против трансгендерных поползновений. А заодно – против всего, что пытались подрихтовать профессорской кувалдой.
На этот раз черные профессора поступили иезуитски: никто не переиздавал академического четырехтомника; просто с сентября вступил в силу приказ Минобрнауки об утверждении списка словарей, которые возьмут на себя роль академических; какой-то – в орфографии, какой-то – в грамматике, какой-то – в ударении. Ответственность максимально распылена среди авторских коллективов, концов не найти. Хуже всякого офшора (с одной «ф»), ей богу (с маленькой буквы).
Кстати, теперь "Интернет", который на наших руках вырос с «и» маленьким, правильно писать только с большой буквы, а "Цхинвал" – с «и» на конце. В последнем случае я вижу попытку политизации языка. Если бы не так, мы бы и Сухум писали с «и» на конце. "Цхинвали" – это явный посыл. Неважно – то ли в ободрение грузинам, то ли в назидание осетинам – за что-то нам неведомое. Важно, что сигнал посылается посредством псевдоакадемического словаря. Таких тонких коммуникаций наша внешняя политика еще не знала.
Ну а дальше – понеслось: "дОговор" с ударением на первый слог – уже не ошибка. Разрешение говорить "йОгурт" и "йогУрт", "по срЕдам" и "по средАм", обрусение "файф-о-клока». А молодежи, как кость, бросили право говорить «чао!» вместо «пока». Чао! Да это из сленга стиляг 60-х годов! Сами-то черные профессора говорят «чао!», когда раскланиваются с черными академиками?
Может, и не стоило бы так горячиться по поводу уже свершившегося лингвистического безобразия. Но один маленький факт: прошло три недели с момента вступления в силу новых норм. Но – чу! (через «у») – все по-прежнему говорят «кофе – он»: и продавцы, и покупатели напитка, и даже дикторы федеральных каналов. Не хочу политических параллелей (с двумя "л", как в "аллюзии"), но это явный пример того, как общественная солидарность может успешно противостоять чиновничьему произволу.
А «интернет» как писали, так и пишут – с любой буквой в начале слова. И мудрый Word ничего не подчеркивает.