06.12.2022, 10:31 
Напротив немецкие военнопленные возводили другую «сталинку», но кругом, вспоминала мама, на центральных улицах торчали трубы землянок. Ей нравилось спускаться «в гости» к Тоне – однокласснице и любимой подруге по 37-й школе. Они вместе делали уроки и ели горячую картошку в мундире с луком и солью. Окон не было. Но на столе всегда была постелена вышитая скатерть. Эти мамины воспоминания оказались очень созвучны рассказам других воронежцев, выросших на этом примечательном местном контрасте между разрухой и первыми ростками, стежками, салфетками и слониками нового уюта. Новой жизни.
Землянка, клуб, театр
Старейший воронежский коллекционер, основатель и хранитель Галереи советской эпохи – теперь филиала Музея-диорамы Владимир Мальцев поделился с корреспондентом «Горкома36» новыми подробностями этой жизни и послевоенного воронежского быта.
– На самом деле этот быт и вся мирная жизнь начали возрождаться сразу же после освобождения города зимой 1943-го. Люди возвращались на пепелища, устраивались в подвалах и в закутках развалин. По улицам стелился дым – он выходил из выведенных наружу водосточных труб, вставленных в самодельные печки. Кирпича для печек вокруг было сколько угодно. Крыши мастерили из собранного на руинах, искореженного железа. В окна, заложенные кирпичами, вставляли «глазки» из осколков стекол, – рассказывает Владимир Андреевич.
Оказалось, что приют многим воронежцам тогда дали относительно уцелевшие церкви. Люди размещались там на двух- и трехъярусных настилах. От былой красоты Митрофановского монастыря остались лишь мрачные коробки, и они были густо заселены. Вернувшиеся из андижанской эвакуации сотрудники мехзавода разместились с семьями в залах и коридорах уцелевшего клуба Ворошиловского (теперь Ленинского) района.
– Бывшая заведующая кафедрой химии СХИ Зоя Ивановна Проценко рассказывала мне, что их семья вместе с другими долго жила в поликлинике № 1. А многие артисты с семьями получили жилье в самом здании восстановленного драмтеатра. В классах и дворовых постройках теснились вплоть до 1950 года преподаватели музыкального училища и детской музыкальной школы на углу Среднемосковской и Кольцовской улиц. А сколько ютилось по углам у совсем чужих людей, спали на полу! И первые коммунальные радости после войны оказались настоящим счастьем. Застекленные окна, новые водопроводные колонки на улицах, – вспоминает Владимир Мальцев.
Грядки, грядушки и большая стирка
Меньше всего от бомбежек пострадал частный сектор, и здесь, по берегу реки, как и встарь, теперь снова сконцентрировалась городская жизнь. Одно-двухэтажные жэковские или коммунальные дома были набиты людьми до отказа. Дворы жэковских домов делились на семейные грядки и огораживались собранными на развалинах железными грядушками кроватей. Но росли здесь уже не только укроп и помидоры, но и первые городские цветы.
В коммунальных домах по-прежнему топили печи, но уже не дровами, а углем. А угольной золой в гололед посыпали воронежские улицы.
На печках грели и воду для стирки. Белье стирали мылом на гофрированной из оцинкованного железа доске, а потом кипятили в тазах и ведрах с добавлением кальцинированной соды. Специальные баки, или в народе «выварки», появились позже. А после полоскания белье подсиняли таблетками «синьки».
Домашнего водопровода в большинстве квартир еще не было. Раз в неделю воронежцы ходили в баню. Сооруженная перед самой войной баня № 5 по нынешней улице Моисеева чудом уцелела. Этот настоящий банный дворец с мужским и женским отделениями, семейными номерами стал обслуживать всю Чижовку и Ворошиловский район. Очередь на помывку приходилось ждать часами.
А для ежедневных нужд воду носили из уличных колонок.
– Послевоенный Воронеж в воспоминаниях детства – это непременно примус. Он выручал горожан в самый трудный период нашего коммунального быта. Примус надо было наполнить керосином, а для этого – выстоять длинную очередь в керосиновой лавке. Затем разжечь при помощи денатурата и постоянно следить, прочищать, подкачивать. Лиловый ядовитый денатурат продавался в обыкновенных стеклянных бутылках, и некоторые «любители» умудрялись употреблять и его, разбавляя водой, – рассказывает коллекционер.
И только к концу 50-х годов газ вытеснил из Воронежа керосиновую империю.
Гардероб, тумбочка и немецкий гарнитур
Владимир Мальцев вспоминает, что в мебели тогда главенствовала «одинаковость». В каждой коммуналке – громоздкие платяные шкафы, их почему-то называли «гардеробами». Буфеты, горки и комоды все еще считались предметом роскоши, и у бедных воронежцев эта роскошь компенсировалась большим количеством тумбочек и этажерок.
А вот в офицерских квартирах появилась антикварная мебель из Европы – в основном из немецких усадеб. Уже в 70-х годах я сама помню такую у многих наших соседей по «офицерскому» подъезду – дутые комоды, часы до потолка из красного дерева с гулким глубоким боем, изогнутые диваны и кресла с шелковой обивкой.
– Известны случаи, когда советские генералы завозили в Воронеж из поверженного Берлина товарными вагонами целые антикварные мебельные гарнитуры в стиле ампир. Эта мебель до сих пор украшает некоторые воронежские квартиры, – рассказывает Владимир Мальцев.
Олени, слоники и бюст вождя
Ну а большая часть горожан все же довольствовалась другой роскошью – железными кроватями с никелированными шарами. Во многих воронежских квартирах мебель накрывали чехлами из холста. Чехлили даже чемоданы. Сказывалась послевоенная бережливость. А еще простые горожане, в отличие от ценителей гладкого красного дерева, любили украшать свои квартиры вышивкой. Вязалось и вышивалось вокруг все – скатерти, накидки, салфетки, наволочки, занавески.
Вазочки и статуэтки появились чуть позже, когда в воронежские магазины в середине 50-х торжественно прибыл недорогой фарфор. Появилось много красивой посуды, которая стала вытеснять на столах стаканы с подстаканниками. А вот эмалированная посуда оставалась большим дефицитом. Купить эмалированный чайник было не так-то просто, и, несмотря на новенькие газовые плиты, на воронежских кухнях по-прежнему царил самовар.
Статуэтки, включая семь слоников «на счастье», становились фамильными реликвиями и, в отличие от проеденных молью ковров с оленями, передавались по наследству. Фарфоровые статуэтки также было принято дарить.
– Правда, все рисковали получить на свой день рождения не только миниатюрного зайца или лыжницу, но и бюстик кого-нибудь из вождей, – говорит Владимир Мальцев.
Во многих домах украшением также стали глиняные зверюшки – копилки. Для юных домочадцев это было олицетворением мечты, которая однажды сбудется новеньким пальто или коньками.
До джинсов и катушечных магнитофонов еще было далеко.
Ольга Бренер. Фото Алисы Ермаковой