09.04.2022, 12:00 
Как старшеклассник стал мужчиной
В 60-е прошлого века в Воронеже активно рос Юго-Западный район, и народу школьного в нем была тьма: например, в школе № 4 на бульваре Пионеров, занятия шли в три смены, а названия классов доходили чуть ли не до «п, р, с, т».
Школьники сбивались в компании и частенько бродили по новому району, устанавливая зоны влияния, устраивая стычки с более мелкими и показательные расправы над непокорными. Шпаны хватало, и мощь ее измерялась тем, «у кого больше ребят». Многим ни в чем не повинным мальчишкам доставалось от шпаны по сопатке.
И уже тогда у шпаны было «информационное сопровождение». Например, из уст в уста пересказывали легенду о том, как на крепнущий Юго-Западный устроила рейд знаменитая Монастырская шпана, чтоб показать, кто в городе хозяин. Их была тьма. Но наши собрали пацанское ополчение, встретили агрессоров на пустыре у военных складов возле крайней тогда улицы Домостроителей и устроили им настоящее сражение.
Когда прибыли милицейские «бобики», кодлы успели смыться. На пустыре остались лежать человек десять: восемь монастырских и двое наших. Тех, кого поймали, посадили. Включая брата восьмиклассника из нашей школы. Этого маленького и страшного типа звали Гнус. И вправду гнусный: от него всегда можно было ждать пинка, плевка, угроз с матюками и вообще, чего угодно. А противиться ему никто не смел.
Он сильно портил жизнь нормальным людям, а учителям в переполненной детьми, как муравейник, школе № 4 было не до воспитания шпаны; открытие в 1966-м школы № 70 метрах в двухстах от 4-й стало настоящим праздником для окрестных жителей.
Димка, друг
В девятом классе у моего друга Димки появилась девушка. И беда была в том, что за Ленкой ходил Гнус. Он объявил, что, вернувшись из армии, женится на ней. А если она выйдет за другого или с кем-то начнет ходить, случится нечто страшное.
И вот однажды они встретились. Они с Димкой гуляли в ее дворе, а Гнуса занесло туда по каким-то гнусным его делам. Он очень удивился, что кто-то осмелился гулять с девушкой, которую он объявил своей. Схватил Димку за шиворот и стал шипеть ему что-то. А Димка побледнел и ничего ему не ответил, хотя Леночка тоже испугалась за него, а потом сказал: нет.
Гнус ударил его и потом бил в лицо, которое Димка, согнувшись, закрыл руками, из носа его потекла кровь, и вдруг в нем что-то изменилось. Он перестал закрываться, а когда Гнус кинулся снова, сбил его с ног и сбивал на глазах окаменевшей Леночки каждый раз, как тот поднимался, – просто в отчаянии лупил, куда придется.
И Гнус закричал, упав в последний раз:
– Все, ты покойник! Ой, все!
А тут еще бабки у подъезда зашумели:
– Ты что ж делаешь, хулиган проклятый! Да когда ж вас пересажают! Милицию надо!
И Димка остановился.
– Я тебя, гнида, – сказал он, – везде найду. Кодла твоя убить меня до смерти побоится, а я теперь не побоюсь, понял? Удавлю гадину – матерью твоей клянусь!
В голосе у него появился фальцет, и ему было стыдно перед Леночкой за свой страх перед этой шпаной, даже после драки, и он ничего не мог с этим страхом поделать.
Гнус ушел, стоная и бормоча угрозы, а Димка проводил Леночку домой, и она, уходя, все оглядывалась на него.
На следующий день после уроков Димку встретила кодла, отвела в школьный сад и долго тянуть не стала – они пришли раз и навсегда пресечь даже мысль о сопротивлении. Димке зверски разбили губы, выбили зуб, под глазами у него потом еще долго переливались синяки, а левую щеку рассекли чем-то насквозь: на всю жизнь остался у него сантиметровый шрам возле уха.
В пещере дракона
Когда лицо моего друга почти вернулось в норму, однажды вечером случилось вот что. Причем Димка никому об этом долго ничего не рассказывал. Потом лишь рассказал мне, что ему душно было б жить без этого. Пусть хоть убивают. Просто вцепился бы гаду зубами в горло и унес бы с собой на тот свет. Надо было просто настроиться, пережить страх, а тогда физическая боль – ничто. Знал бы раньше, что появится такое чувство – давно уже все было бы по-другому.
Я ему почти завидовал и даже хотел, чтоб и со мной случилось нечто подобное, но не мог примерить к себе то страшное избиение.
Димка дожидался Гнуса в его подъезде, пока они там бренчали в беседке на гитаре и вообще бурно веселились, и никто из этой шоблы не мог и представить себе такой наглости.
Они дрались в подъезде, и Гнус не растерялся, как в прошлый раз, во дворе дома Леночки, и не стал звать их на помощь. Они разбили друг другу носы и рты, и Димка не думал о защите, хотя кровь уже капала на его рубаху, а потом Гнус вдруг застонал и согнулся, опустился, скорчившись, на ступеньки, и Димка не стал бить его ногами. Он стоял над Гнусом, опустив руки, а тот все стонал. Димка сказал:
– Ты поприседай.
Он помог Гнусу привстать на четвереньки, и тот послушался, поприседал, и через какое-то время выпрямился.
– Помочь? До квартиры-то? – спросил Димка.
Гнус покачал головой: нет, потом еще что-то-то сказал, и слово за слово у них вдруг связался странный разговор, под конец которого Гнус сообщил ему, что Леночкой и не собирался серьезно заниматься, она не особенно-то из себя, у него есть и получше, а раз она Димке так нравится, пусть берет ее себе со всеми потрохами… Бутылку только поставит. За бутылку Гнус готов уступить Леночку. А вообще, он, Димка, парень ничего, не трус, пусть, если хочет, приходит в их компанию во двор или, там, по району погулять – весело ж бывает. Гнус познакомит его со многими ребятами, и они, если надо, за него «потянут».
Но Димка не стал ходить в их двор, знакомиться с ребятами и гулять с ними по району.
А однажды, года через три, мы с ним встретили Гнуса в Кольцовском сквере. Он был с компанией, навеселе, и я опасался, что они начнут приставать, но Гнус подошел и поздоровался с Димкой, как со старым приятелем:
– Здорово, Дим. Как житуха? Бухнешь с нами?
И друзья его поздоровались. Мою руку они тоже пожали, и мне это не доставило никакого удовольствия; мне, наоборот, стало грустно. Димкин шрам на щеке давно зарос и стал почти незаметным. У меня не было такого шрама и такого поворота в жизни, и мне было наплевать, поздоровались эти ребята со мной или нет, – дело совсем не в этом. А грустно мне было потому, что не знал я, стану ли когда-нибудь мужчиной. И что лучшие шансы для этого я уже упустил. Навсегда.
Фото: Картина «Кольцовский сквер», художник Зиновий Попов, 1963 г.
Странички прошлой жизни. 1. Чем пахнет детство.
Странички прошлой жизни. 2. Про ерша.
Странички прошлой жизни. 3. Когда мы были бессмертными
Странички прошлой жизни. 4. Грешные дети