26.01.2020, 09:50 
А в середине 70-х я был дружен (насколько возможна дружба между молодым инженером и мудрым ветераном) с настоящим героем. Мы работали с ним в одной лаборатории в воронежском НИИ ПМ. Владимир Романович Жигунов казался мне настоящим мужиком – спокойный, открытый, ироничный, всегда готовый с юмором погашать конфликты, принимать решения и отвечать за них.
А еще он – дважды Герой Советского Союза. В Отечественную он был летчиком тяжелого бомбардировщика и совершил больше ста пятидесяти боевых вылетов. А Героя давали за 50. Потому что мало кто из этих летчиков, даже самых храбрых и профессиональных, доживал до этой цифры.
Владимир Романович дежурно посещал все памятные торжества, но без особого удовольствия, и говорил мне, что в войне так же мало романтики, как в бессмысленной и кровавой пьяной драке.
А однажды утром он пришел на работу грустным, что случалось с ним редко. Таил в себе что-то, а потом тихо рассказал мне, что получил письмо от сослуживца. Тот парень попал в их эскадрилью, но с ним случилась психологическая беда. Он вылетал на задание вместе со всеми, но линию фронта пересечь не мог: как только начинали бить фашистские зенитки, в нем щелкал какой-то рычажок, и он ничего с этим поделать не мог. Разворачивался и возвращался на базу. Ну, бывает. Раз вернулся, другой, и его перевели в техперсонал аэродрома. Там и служил до конца войны.
И вот теперь он прислал Жигунову письмо с просьбой дать ему рекомендацию на присвоение звания Героя Советского Союза. От полка их остались крохи, но одну рекомендацию от боевого товарища этот парень получил; боевой товарищ был стар и хвор, и отказать в настойчивой просьбе просто физически не смог. А рекомендаций нужно минимум две.
И теперь Жигунов был в душевной муке. Если он твердо откажет, тот парень пристанет к оставшимся в живых летчикам, а они давно уже не те, что были, так что необходимую рекомендацию он наверняка добудет.
– И что мне делать? – спросил Владимир Романович.
Я не знал.
И до сих пор не знаю, стал ли тот человек Героем задним числом.