23.07.2024, 07:08 
Эти дни 82 года назад в истории Воронежа самые трагичные. Два месяца, начиная с 6 июля 1942-го до окончательной зачистки города от горожан 4 сентября, трагедия складывалась здесь из личных судеб воронежцев, и сегодня каждый день продолжает открываться новыми свидетельствами – и архивных документов, и самих очевидцев, и их детей.
Другими словами, у нас до сих пор нет всей полноты картины происходившего в Воронеже в июле-августе 1942-го. И вопросов остается много. Один из них: почему в городе к моменту вхождения немцев оставалось 50-60 тысяч воронежцев, в том числе детей и пациентов больниц? Почему власть не позаботилась об их организованной эвакуации заранее? Ведь враг начал массированно бомбить Воронеж еще в июне. Корреспондент редакции пообщался с местными старожилами, которые помогли прикоснуться к некоторым тайнам.
«Забирайте меня!»
Лидия Дудник:
– Эвакуация оказалась очень спешной. Основной поток шел по Степана Разина. А в это время, совсем рядом, в онкологической больнице на Каляева находилась моя бабушка. Она смогла дозвониться до дочери – моей мамы, которая работала в отделе снабжения фронта горючим. Бабушка сказала маме: «Здесь такое творится! Врачи нас покидают. Забирайте меня!» Благодаря маминой работе удалось организовать машину, но было уже поздно – правый берег занят немцами. Уже после освобождения Воронежа мама отправилась на поиски. Бабушкиного лечащего врача Слободского она нашла в Борисоглебске. Он сказал, что машин оказалось мало, и эвакуировали только медперсонал. А пациентов спустили в подвал, оставив им что было: рис, сахар. Даже воду не успели принести.
«Эта бомба – наша»
Ольга и Александр Березянские:
– Во время интенсивных бомбежек в конце июня 1942-го наша мама лежала в своей коммуналке на Донбасской с высокой температурой. Спустилась вниз, но выскакивать на улицу было поздно – бомбы летели вовсю, и прохожие с улицы, наоборот, забегали в ее подъезд. Забежал и один офицер. Как начинался свист, он успокаивал людей: «По звуку эта бомба не наша… и эта не наша». А потом вдруг говорит: «А вот эта бомба – наша». Но упала она не на наш дом, а на соседнее здание роддома железнодорожной больницы. В открытую дверь мама видела, как взлетали вверх кроватки, столики, одеяла. Все, кто там был: медперсонал, роженицы, груднички – погибли. Мама нам об этом рассказывала с ужасом после войны. Поэтому не исключено, что в открывшихся уже сейчас массовых захоронениях в районе Девицкого выезда лежат останки воронежцев после той страшной бомбежки. И тогда можно объяснить, почему там так много погибших малышей и молодых женщин и почему на них нет одежды.
«Мы не поняли, куда бежать»
– Утром 6 июля 1942 года мама все-таки пришла на работу на вокзал «Воронеж-Курский» заступать с 8 утра на сутки. Но людей вокруг – никого. Только она и молодая сослуживица. Железнодорожный рабочий во дворе вокзала сказал им: «Так немцы вот-вот будут в городе, и всем приказано уходить. И вы давайте быстрее!» Мама с девушкой побежали. Потом она нам рассказывала: «От испуга мы не поняли, куда бежать, и побежали в сторону Семилук». Навстречу – советская военная машина. Офицер удивился: «Девчата, вы куда? Там уже немцы Дон перешли, скоро будут здесь» – посадил их в машину и довез назад до Пушкинской. Чернавский мост к этому моменту был уже взорван. Они побежали дальше, в сторону «Динамо», искали в речке Воронеж брод. В такую жару речка мелела – перейти ее удалось в районе нынешних новостроек Отрожки.
Любимый Липецк Геринга
Татьяна Русанова, представитель старейшей воронежской врачебной династии:
– То, что происходило в те дни в Воронеже, я не только пережила сама, но и много слышала потом от очевидцев. В конце июня 1942-го начались непрерывные бомбардировки. Говорят, что Воронеж бомбили так беспощадно по личному приказу Геринга. Якобы он, обучаясь в тридцатых годах в летной школе под Липецком (мы ведь тогда с немцами крепко дружили), полюбил местную голубоглазую блондинку и даже имел от нее сына. Оберегая любимых, он, с тяжелой немецкой сентиментальностью, отдал негласный приказ: Липецк не бомбить. Достоверно лишь то, что Геринг действительно учился в Лебедяни и что на Липецк с его очень серьезной оборонной промышленностью тогда не упало ни одной бомбы. Все они достались Воронежу.
Трудармия в чулочках
И все же никто не верил, что наш город сдадут. Эвакуацию не объявляли. Пытавшихся уехать самостоятельно судили, как дезертиров. Незадолго до немецкого наступления руководство города и области призвало гражданское население для строительства оборонительных рубежей в стотысячную «Трудовую армию», где была жесткая дисциплина и плохая кормежка, но много неразберихи. Преподавателей и студентов неожиданно направили на строительство оборонительных рубежей в Подклетное. Колонну вели пешком. Женщины в тонких чулочках и туфельках на каблуках после этого марш-броска, естественно, уже не имели сил работать. А один старичок-профессор просто умер там, на берегу Дона.
Твой крест, Воронеж
5 и 6 июля началась спешная паническая эвакуация. Объявили по радио. Но не у всех оно было. Звонили по телефонам, которые вообще были лишь у единиц. Ходили по улицам специально назначенные люди, кричали о необходимости эвакуации. Им не верили, тащили в милицию, как вражеских агентов. Ведь в предыдущие дни по радио неоднократно объявляли, что Воронеж будут защищать, и паникеров, желавших эвакуироваться, строго наказывали. Окраины и частный сектор никакой информации не имели.
Не сумели эвакуировать и раненых из госпиталей, и лежачих больных из больниц. Почему бросили больных и раненых, стало понятно, когда наш краевед Павел Попов опубликовал в своей книге «Твой крест, Воронеж» подлинный документ, из которого теперь ясно: вместо того чтобы эвакуировать раненых, медицинская администрация города, нагрузив санитарный транспорт личными вещами, поспешила вместе со своими семьями покинуть осажденный город. Вернувшись в освобожденный Воронеж, люди эти в большинстве заняли прежние посты.
А оставшиеся воронежцы в оккупированном городе прятались по погребам, изредка выходя за водой к реке. Это было крайне опасно – с левого берега наша артиллерия немедленно открывала огонь по всему живому. Продукты таскали из магазинов и складов. Но вскоре немцы взяли эти объекты под свой контроль.
Букетик с «Девичка»
Ирина Арапова:
– Моя прабабушка Аксинья Петренко сама отпустила невестку с детьми. Сказала: «Идите без меня. Я уже старая, немцы меня не тронут». В 1943 году Ольга – моя бабушка – вернулась в Воронеж и в газете «Коммуна» от 13 октября в списке тех, чьи тела эксгумированы в Песчаном Логу, увидела фамилию Аксиньи, своей свекрови. В Песчаный Лог на опознание пошла внучка Аксиньи 15-летняя Ниночка. Вернувшись после опознания, девочка легла и так пролежала два месяца. А потом умерла. С тех пор мы каждый раз, навещая прабабушку Аксинью в Песчаном Логу и Ниночку на Коминтерновском кладбище, берем для них букетики с их родного «Девичка», где часть нашей большой семьи живет до сих пор.