Семь нянечек для отказных детей благотворительной организации «Общие дети» работают в трех больницах Воронежа: ВОДКБ № 2, ВОДКБ № 1 и ДГКБ № 1, а по необходимости няни-волонтеры могут быть направлены в районные медучреждения. Проекту «Выжить без мамы» уже 11 лет.
Профессиональные няни следят за режимом дня детей, гуляют с ними, читают им книжки, купают, меняют подгузники – словом, делают все, что делают хорошие мамы. И хотя для каждого ребенка они рисуют счастливое будущее, само по себе слово «отказник» звучит как приговор на одиночество. О непростых буднях дежурных мам и брошенных детей – в материале корреспондентов «Горкома36».
Прийти и остаться
С няней неврологического отделения для детей раннего возраста в Областной детской клинической больнице № 1 на ул. Ломоносова Еленой Халил знакомимся в буквальном смысле на ходу: пока лифт поднимает нас наверх. По больничному коридору направляемся к нужной палате с самой обычной больничной дверью, распахнув которую видим вовсе не серые стены, а красочный городок детства в миниатюре.
– У нас всего в достатке, – начинает в отчетной манере Елена Халил. – «Общие дети» делают очень большое дело, и мне жаль, что об их проектах мало кто знает. Организация всем нас обеспечивает. Памперсы и пеленки на любой возраст (до четырех лет сюда малышки поступают), детское питание, бытовые принадлежности, игрушки, мебель. Ремонт в палате для отказников тоже они сделали с привлечением спонсоров. Посмотрите, как красиво! Какой бы ни был запрос – сразу решают, по звонку. Хоть я и запасливая мамочка, не допускаю, чтобы у моих детей чего-то не было, все же возникает необходимость что-то попросить.
Особенно часто это пришлось делать в пандемийный год. Из-за коронавируса в отделение поступали не только дети без родителей, но и те, с которыми мамы или папы не могли лечь, так как не успевали сделать тест на ковид. Также на несколько месяцев, на самом пике пандемии, сюда перевели пациентов детского хосписа, так как то учреждение перепрофилировали под ковидных взрослых. Няне Елене потребовались памперсы на взрослых детей и специфическое питание – ни в чем ей не отказали. 2020-й год, по мнению няни, оказался самым тяжелым в ее практике: в основном поступали дети, которым требуется экстренная помощь.
Елена (или как здесь ее все называют Алена) стала первой няней, которая задержалась на этой ставке так долго: ее стаж – «ровесник» проекта «Выжить без мамы». Алена – из многодетной семьи, всегда мечтала о большом семействе с пятью детьми, но воспитала только сына. После 40 поняла, что уже может позволить себе найти работу в удовольствие и отправилась на собеседование к «Общим детям».
– В объявлении написали «Уход за детьми без родителей», я не сразу поняла, что это при больницах. Когда договорились с персоналом, я пошла знакомиться. Изначально абсолютно не представляла себя в этой роли, очень боялась, что это просто какой-то порыв у меня, а на деле приду, испугаюсь чего-то и уйду, а перед детьми будет не удобно. Пришла в тот день, а в палату к малышкам меня не пустили – из-за отсутствия кое-каких обследований, но в дверную щелку я увидела девочку в цветочном платье, и вдруг твердо для себя осознала, что остаюсь, – говорит Алена.
Областная детская клиническая больница № 1 стала пилотной для проекта «Выжить без мамы»: первые в Воронеже няни при больницах появились здесь – в неврологии и в педиатрии. «Общие дети» оформили их как дежурных мам и стали платить зарплату. По словам заведующей неврологическим отделением для детей раннего возраста Ирины Клейменовой, персонал медучреждения всегда понимал, что детям-сиротам и временно оставшимся без попечения родителей, кроме обследований и процедур, необходимы просто забота и любовь – качества, которые врачи не всегда могут дать каждому ребенку в нужной мере.
– В отделение госпитализируются, в том числе, очень тяжелые дети, которые требуют пристального внимания, а иногда и организации индивидуального поста. Они могут быть на зондовом кормлении или требовать постоянного отсоса слизи из-за слабости дыхательных мышц, к примеру. Через нас проходит огромное количество детей, поэтому нам очень необходим человек, который может осуществлять профессиональный уход, а также организовывать досуг детей. Няни, которые у нас работают, получили специальное образование, являются медицинскими сестрами, а потому мы вполне можем доверить им уход за сложными маленькими пациентами, – говорит Ирина Клейменова.
Готовые к испытаниям
– Проект начинался фактически с одной палаты в одной больнице, и это был настоящий «фестиваль» волонтеров, что не совсем уместно для медицинских организаций, – рассказывает и.о. руководителя организации «Общие дети» Ксения Пенькова. – Это были десятки меняющихся людей, готовых помочь, но большинство без медицинских книжек. Делать себе такой документ за 3,5 тыс. руб. для того, чтобы сходить пару раз понянчиться, тоже не каждый был готов. Сначала мы просто договаривались с главврачами, потом у нас появились соглашения с больницами, мы взяли на себя обязательства по оснащению и ремонту палат, содержанию детей-отказников, а впоследствии и по выплате зарплат нянечкам. Это позволило придать подобной помощи системный характер.
Официально в больницах Воронежа трудятся семь нянь от «Общих детей» с графиком 3/3 или 2/2 с 9 до 18 (исключение Алена, она работает без сменщицы). У каждой – медкнижка, справки из психдиспансера и об отсутствии судимости, при трудоустройстве обязательный пункт – минимальный опыт общения с детьми. Кроме того, организация пользуется услугами двух подменных нянь, которым также платит, но уже исключительно за смену.
– Нам так удобно. Когда это волонтер, а нужно срочно организовать дежурство, ты пишешь: «А не мог бы ты выйти». Но когда это сотрудник, которому мы платим, мы говорим: «Ты должен быть по этому адресу в этот день», – объясняет Ксения. – Нянями часто становятся молодые люди, но пункт опыта взаимодействия с детьми стал обязательным, так как бывали случаи, когда волонтеры или потенциальные няни приходили и говорили: «Да, я все могу, да что там». А персонал больниц откровенно удивлялся: «Вы кого к нам прислали?» Люди склонны переоценивать свои возможности в плане общения с детьми. Кажется, что это просто, но там – в больничных стенах, когда детей несколько, нужно уметь ориентироваться быстро. У нас нет времени и, честно, желания прививать добровольцам любовь к детям, нам нужны уже опытные сотрудники. Речь идет уже о нашей репутации. Мы берем людей, готовых работать не по графику, понимающих уровень своей ответственности. Нам нужны одержимые люди, которые готовы к любым испытаниям. И к детским манипуляциям (смеется).
В домашней обстановке
– Когда малышку привозят из детского дома или переводят ко мне, потому что от него отказалась мама, или его изъяли из семьи, я не «кидаюсь» к нему сразу, а даю время адаптироваться. Мы смотрим друг на друга, и я стараюсь на его волну настроиться, самое важное в нашей работе – чувствовать, – рассказывает Алена.
Недавно в палате Алены поселилась двухлетняя Оля. Девочка оказалась в больнице, потому что ее мама в очередной раз загуляла, а бабушка не выдержала и обратилась в органы опеки. У Оли ДЦП, и в свои два года она почти не может ползать и самостоятельно садиться. Чтобы была динамика в развитии, обязательно нужны «руки матери», несколько раз подчеркивает няня. В начале нашего разговора девочка спала, но позже стала реагировать на голос Алены, словно та читала ей сказку. Женщина взяла Олю на руки: меленькие ручонки тут же обхватили шею.
– Детей надо брать на руки, так они чувствуют тебя. В мой первый рабочий день тут был Ваня. Вот там стояла его кроватка. Он был первый, кого я взяла. И мои руки не почувствовали разницы: я испытала неподдельное материнское счастье. А это чувство, когда детки тают в твоих руках, только так и можно описать, – рассказывает Алена и, видимо, машинально трогает Олю за ножки – проверяет, тепло ли ей.
С каждым сантиметром обжитой Аленой больничной палаты за 11 лет связана какая-то история. Например, сколы на двери и мебели на память о себе оставил Никита – трехлетний шебутной мальчонка, который перед тем, как попасть в неврологию, шороху навел и в педиатрии. Шкаф, задвинутый в угол, напоминает няне о тяжелой судьбе женщины, которая в зрелом возрасте похоронила своего единственного сына. Переживая этот этап, ей очень захотелось как-то помочь нуждающимся детям, и она вышла на организацию «Общие дети». А ванную в этой палате, по словам Алены, устанавливали какие-то серьезные люди, пожелавшие, чтобы их нигде не упоминали как спонсоров. Коллекцию мультфильмов пополнил советской классикой муж заведующей отделением – принес на флешке. Настенные часы, старенький магнитофон, картинки, развешанные на стенах и шкафах, Алена принесла из дома.
– Детки лежат в кроватке и рассматривают эти наклеечки, а если заплакал, я могу магнитофон включить, он светится разными фонариками, и внимание переключается, – Алена сама светится, рассказывая об оснащении палаты. – Ой, а у нас еще такой диванчик скоро будет, я, когда увидела, танцевать хотела. Еще у нас наряды такие красивые, никто и не подумает, что от деток отказались, выглядят не хуже других. У меня даже сумочки и заколочки есть, девочкам же это так важно. И если что очень понравится, мы это отдаем деткам, когда они отправляются в дом малютки, интернат или семью.
– После того, как вы брали детей на руки, играли с ними и читали им сказки, вам приходилось самой отвозить их в интернаты. Как привыкнуть к этому, зная, какая жизнь за дверью казенного учреждения?
– Конечно, это сложный момент – и для меня, и для деток. Но к этому нельзя подходить с тяжелым сердцем. Я должна понимать, что максимально что я могла сделать, я сделала. Забрать всех в свою семью не получится, а значит, стоит помогать ровно в той мере, на которую ты способен. Проект «Выжить без мамы» так и был задуман. Я могу сделать так, чтобы этим детям тут было хорошо, чисто, тепло, уютно, сердечно. Но как бы там ни было – отвозить сложно. Я настраиваю себя на это. И каждый раз думаю о лучшем, о том, что дальше у этого ребенка все будет хорошо, будет семья. Через мои руки прошли тысячи детей, и я знаю много счастливых историй. Часто встречаю своих детей, которых тут нянчила, в коридорах уже с родителями. И тогда приходится делать вид, что мы не знакомы, так как очень хочется, чтобы дети забывали и больницу, и детский дом.
– Но ведь кому-то приходится вспоминать: дети могут, «кочуя» по аналогичным учреждениям, все-таки вернуться к вам (в «Общих детях» таких называют «невидимками», обозначая период, когда они пока ничьи – без родителей и не определены в дом ребенка) или того хуже – их могут вернуть приемные родители.
– Вы правы, такое случается. Считаю, что это те истории, когда люди переоценили свои возможности и поступили не очень ответственно. Возможно, поэтому я немного ревностно отношусь к потенциальным опекунам и усыновителям, хотя не имею на это права. Я могу относиться к ним критически, но никогда не покажу им этого. Меня настораживает, когда детей, особенно с непростыми диагнозами, берут опекуны, у которых никогда не было детей. Мне всегда интересно, а понимают ли они, что их жизнь кардинально изменится. Но я не даю непрошенных советов и с радостью делюсь ими, если люди интересуются. Также искренне не понимаю, когда у людей есть что-то важнее детей. В том плане, что бывали ситуации, когда приглашала родителей, которые уже изъявили желание малышка забрать, в гости в палату (это в пандемию пока запрещено), есть возможность пообщаться. Отвечают: «Ой, нам надо ремонт доделать» (Алена пожимает плечами). Не понимаю. Но все равно надеюсь, что у деток будет все хорошо. Нельзя в нашем деле без оптимизма.
В четырех стенах
Пациенты Областной детской клинической больницы № 2 на улице 45-й Стрелковой дивизии – дети из интернатов и временно оставшиеся без попечения родителей, уже постарше, приезжают и подростки. Они поступают, как правило, в инфекционное отделение, а потому живут в изолированных инфекционных боксах – важно минимизировать распространение контактов с заболевшими детьми. В наш визит двое деток из интерната помещены в обсервацию из-за ветряной оспы, а еще двое их друзей – посажены на карантин как контактные. На лечение поступила еще девочка, временно оставшаяся без попечения родителей. Здесь внимание и помощь нянечек наиболее востребована.
– Им грустно, скучно, одиноко. Мне кажется, во время карантина все осознали, что такое сидеть в четырех стенах, а тут маленькие боксы, где нет ни то что бы личного пространства, нет даже телевизора, чтобы хоть как-то отвлечься, – рассказывает единственный в проекте «нянь» Артем Азаров. – В этой больнице хотя бы игровая имеется, которая хоть как-то может разнообразить больничную жизнь, но так не везде. В некоторых медучреждениях, куда мы приходим, надо постоянно чем-то занимать детей, иначе они начинают капризничать, ведь хочется какого-то внимания.
В проект «Выжить без мамы» Артем пришел пять лет назад. Занимается в основном подвозом необходимых вещей для деток, но, когда возникает острая потребность в замещении кого-либо из нянь с радостью соглашается. В ковидный 2020-й год работать папочкой ему пришлось много: в инфекционное отделение пускали на строжайших условиях, а Артем часто сдавал тест на коронавирус для своей основной работы, и всегда мог предоставить свежий и актуальный результат. Артем стал для детей спасением: их переселили в две палаты в другое больничное отделение, так как инфекционные боксы перепрофилировали под ковидных больных, и все силы медиков были брошены туда.
Лишь 1 февраля инфекционный блок возобновил профильную работу, пояснила главная медсестра Светлана Лесняк. Но и сейчас все непросто: одна няня, постоянно работающая здесь, заболела ковидом, у другой – ребенок сломал ногу. Артем уже вместе с няней Леной Шебановой, которая устроилась на работу в августе, снова пришел на выручку.
– К нам поступают и из семей, и из интернатов. У всех потом разная судьба, – говорят медики.
Своя чужая жизнь
«У всех потом судьба разная» – раздается в ушах истошными выкриками воронов, сулящими по народным приметам беду. Такая ассоциация возникает не на ровном месте: птицы поселились в другой части территории, на которой по соседству с действующим многопрофильным учреждением располагается заброшенная больница. Поселились и орут. Остаться без родителей – это и вправду беда, а здесь находятся и те дети, что как будто балансируют на краю семейной пропасти: от скандала до интерната в любой момент может остаться последний шаг.
– Это так. Судьба разная. Но это самые обычные дети, с ними надо общаться. Но это всегда тяжело эмоционально. Когда привозят детей, которые при здоровых мамах и бабушках жили с коровами, невольно мысленно спросишь себя – ну, блин, как так-то? Или вот – несколько месяцев назад привозили четверых детей, их забрали среди ночи из общежития от родителей-алкоголиков. Они пробыли здесь неделю, потом их эти родители забрали, но уже на следующий день утром опять дети снова поступили в больницу, – Артем поднимает руки вверх, жестом показывая, что готов рвать на себе волосы, слыша такое. – Летом, когда отделение было перепрофилировано, и я сюда стал чаще приезжать, общался и с подростками. 15-летняя девчонка мне такое рассказала, я понял, что даже посоветовать ничего не могу, там нужно психологу разбираться, там психика поломана. Это мелкого можно научить каким-то навыкам: как правильно ручки помыть, зубы почистить. Да и то с ними надо устанавливать границы. Пришел месяц назад к этим ребятам, что сейчас в боксах, а они мне говорят: «Принеси сигареты». Тут четко выстраиваю границу, даю понять, что этого не будет. А они тоже не промах, так матом ругаются, что думаешь: «Э, ребзо, да как так-то, вам всего по четыре года». Так вот в нашем деле, если будешь давать волю жалости, то это в такие дебри тебя загонит. Начнешь думать о несправедливости, о том, что кто-то не может забеременеть, а родители этих детей бросают их. Надо, чтобы дети были внутренне спокойны рядом с тобой, чтобы они могли доверить тебе свои разговоры. Ты к ним привязываешься, а дети могут легко тобой манипулировать, они могут сказать «мама» или «папа» – крючки, которые точно тебя зацепят. Из-за этого у нас большая кадровая текучка, не каждого на такое хватит. Все это нужно уметь оставлять здесь, в этих стенах. Жалость – не полезное чувство. У меня она атрофирована. Когда начинаешь жалеть, начинаешь потакать всем их прихотям, а тут надо о другом думать. Ребенок уже поступил в больницу, и ты должен сделать так, чтобы он как-то адаптировался к новым условиям, ведь смена обстановки – это большой стресс.
– Подростки – самая сложная категория, у них уже своя жизнь, и я для них – не авторитет, – продолжает Лена. Ей 21 год, и она выбрала эту работу, потому что сама из многодетной семьи, нянчилась с младшими братьями и сестрами, теперь воспитывает племянников. – Если он привык, когда что-то не нравится, бить, он так и будет делать. Он не знает, как по-другому. Легче ударить и взять то, что нужно. У подростка уже сложены жизненные принципы. Я не должна учить их жизни. Если скажу, что курить плохо, чего добьюсь? Только ответа, что я живу в семье, а не в интернате, и что я ничего не понимаю. Я не даю советов, но могу обратиться к личному опыту, дав им таким образом возможность переосмыслить свой взгляд. Моя задача – сделать так, чтобы ребятам здесь было хорошо.
Без правильного примера
– А в наше отделение поступают дети, мамы которых сами воспитанницы интернатов, – говорит няня Алена. – Я обратила внимание, что понимание модели семьи у них иногда неправильное, не было примера перед глазами. Они не понимают ответственности, не знают, с чего начинать взрослую жизнь. Много раз связывала их с «Общими детьми», они помогают им с трудоустройством, одеждой, мебелью и продовольственными товарами.
– К сожалению, есть такие примеры, их достаточно. Мы на своих местах не беремся воспитывать детей из интернатов или временно оставшихся без попечения родителей. В этом нет смысла. Что бы ты не вкладывал в них тут, если они вернуться в те же условия, из которых поступили в больницу, все сотрется, – уверен Артем. – Дома для них пример – родители, какими бы они не были. А в интернатах совсем другие правила. Мы можем дать ребятам какие-то навыки, но в детдомах уровень самостоятельности зашкаливает. Но в какой-то момент это почему-то и становится самой большой проблемой, превращаясь в атрофию необходимости что-то делать. Мы знаем ребят, которые выходят из детских домов и не знают, что дальше. Только вот летом я спрашивал Катю, какие у нее планы на жизнь, ей выпускаться в следующем году из детдома. А она не знает, она даже об этом не думает. И что с этим делать? (вопрос Артема звучит риторически).
В парадигме внимания
Годовое содержание проекта «Выжить без мамы» обходится организации «Общие дети» в 1 млн 310 тыс. руб. И, конечно, кураторы хотели бы отказаться от сбора таких астрономических сумм-пожертвований, вот только современные реалии, как исключения из правил, диктуют несколько «но».
– Мы находимся как бы за ширмой, обеспечивая больницы необходимым, тогда как всю эту войну за достойную жизнь деток видят наши нянечки. Они видят этих малышей, которые буквально «перетекают» с одного адреса на другой, пока их дальнейшая судьба определяется, пока они ничейные. Тем временем, мы видим варианты, как можно было бы ускорить работу органов опеки по опыту, транслируемому из некоторых регионов. Нам известны случаи, когда ребенок-отказник был устроен в семью почти сразу, – говорит Ксения Пенькова. – Например, в Новосибирске при детском доме работает социальное отделение с медиками и психологами. Если статус ребенка позволяет сразу после обследования отдать его приемным родителям, это делается. Но оговорюсь, что это пока единичные случаи, и порядок внутреннего устройства этого процесса нами не изучен. Наш юрист будет прощупывать почву, изучать, возможно ли подобное в принципе в нашем регионе. Мы бы хотели полностью отказаться от проекта «Выжить без мамы» и не собирать эти бешенные деньги. Но пока это невозможно. С другой стороны, мы уже пришли к тому, чтобы задуматься о проблеме с отказниками не только в разрезе сбора пожертвований, но и в разрезе изменений.
По данным областного департамента здравоохранения, в 2013 году в регионе создан оперативный штаб по профилактике отказов от новорожденных. При диспансерном наблюдении беременных в женских консультациях формируется группа риска из женщин, которые могут или планируют отказаться от ребенка. С ними проводится профилактическая работа с участием психологов, юристов и социальных работников. В 2013 году в оперштабе велась работа с 71 женщиной, число отказов от новорожденных в стационаре составило 35. В 2015-м это соотношение показывало 108 против 24, в 2019 – 129 против 18, в 2020-м – 89 против 15. А за восемь лет работы оперштаба, несмотря на все старания, в общей сложности брошенными в стационарах оказались более 200 детей. И это только в начале жизни. А сколько ждут, что мама заберет их из больницы после очередного скандала? Сколько надеются, что родители придут в интернат и скажут «пойдем домой»? Сколько детей еще окажутся в такой ситуации?
Артем берется за ручку инфекционного бокса и смело входит внутрь. Стопка книг из его рук тут же отбирается двумя хулиганами, и начинается оживленный выбор. Читать вместе с Темой для них увлекательно. Лена прикладывает ладошку к стеклам боксов: она не болела ветрянкой и может поздороваться с детками только так. Ее нарисованные карточки с животными и пейзажами – игра, в которой надо что-то показать без слов, остаются лежать в сумке. Алена укладывает свою малышку в кровать, и тянется за телефоном: у ее сына день рождения. И она знает, он обязательно спросит: «Мама, как там твои дети?»
*Имена детей, о которых рассказывают няни, изменены.