2024-03-29

«Мы все связаны в этом мире»: бывший немецкий военнопленный – о войне, русских и Воронеже в его судьбе

Жизнь Андреаса Шлегеля жестко разделена на две неравные части – до и после капитуляции Германии и советского плена.

Жизнь Андреаса Шлегеля жестко разделена на две неравные части – до и после капитуляции Германии и советского плена. Эта граница проложена через Воронеж – город, который рядовой вермахта Шлегель вместе с другими немецкими военнопленными восстанавливал с 1945 по 1949 год. Именно Воронеж 89-летний Андреас Шлегель сегодня называет местом своего второго рождения.

Этот город не только сохранил ему жизнь, но и определил новое становление его личности. Об этом «моменте истины» длиной в четыре года Андреас Шлегель написал мемуары, которые пока ждут своего издателя. Об этом же – накануне Дня Победы – он рассказал в интервью «Берегу».

- Андреас, расскажите, как вы попали в плен?

- Еще 8 мая 1945 года к нашей группе солдат подошел молодой офицер из войскового руководства и сказал: «Война закончилась, все военные действия сейчас же прекратить!» И больше к нам не поступало ни боеприпасов, ни продовольствия. Каждый мог идти куда хотел. Но вокруг еще были слышны выстрелы. Мы знали, что это – чешские партизаны, которых мы считали довольно коварными. Они нас и разоружили на следующий день. А потом провели в качестве пропагандистских маршей через деревни до Брюнна (немецкое название чешского города Брно. – Ред). Там нас интернировали и передали русским. Затем доставили в Воронеж. Необычно было то, что на большой квадратной площади в центре стояла статуя Ленина. А сам город был сильно разрушен в ходе военных действий. Ведь линия фронта проходила через город семь месяцев. Ни у нас, ни у воронежцев тогда не было частных радиоприемников, только громкоговоритель, который висел на шесте. По нему и получали всю важную информацию. Более года мои родители и мой брат ничего про меня не знали.

- Чем были наполнены ваши будни в плену?

- Пожалуй, однообразием. Много лет в одном ритме: работать, спать и снова работать. Если на месяц выпадало пять воскресений, то одно из них было для нас свободным. Но тогда мы должны были носить с вокзала дрова для кухни. Еды было совсем мало. Голод, вши и блохи, сон на голых досках, без белья. Когда я сегодня думаю о Воронеже, то спрашиваю себя: как я все это смог выдержать без каких-либо серьезных последствий для здоровья? Но этим летом мне должно исполниться девяносто лет, и, слава Богу, у меня все хорошо.

- Какие эпизоды воронежского плена для вас наиболее памятны?

- На четвертый год моего плена нам разрешили поставить спектакль в столовой лагеря. Конечно же, тексты, которые составили военнопленные из Берлина, подвергли цензуре. Мне тоже предложили участвовать в спектакле. Я был здесь самым молодым, меня даже все звали Буби. В качестве поощрения все участники спектакля получили потом тарелку супа. Эта тарелка стала для меня самой важной частью спектакля. Но каждый день я старался учить русский язык и говорил на нем особенно охотно. Первые слова я выучил еще в поезде по дороге в Воронеж, чтобы при необходимости отвечать правильно. Впрочем, и сейчас, по прошествии семидесяти лет, я охотно говорю по-русски с настоящими русскими, которые живут и работают у нас здесь, в Германии.

- Воронеж повлиял на ваше мировоззрение?

- Да, он повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. Когда меня взяли в плен, мне было семнадцать лет и пять месяцев. Мы в нашем возрасте были воспитаны в вере и любви к своей родине. Я не понимал, что такое война на самом деле, какая трагедия может быть с нею связана. Я просто выполнял свой гражданский долг. Но у меня не было никакой ненависти к русскому народу, и я никогда не целился сознательно ни в одного русского солдата. Однажды, уже в плену, я познакомился с русским солдатом, и в разговоре выяснилось, что во время войны он стоял в дозоре как раз напротив меня. Русский был шофером грузовика. Он вдруг обнял меня крепко и спросил: «Андрюшка, зачем была нужна эта война?» И у него, и у меня в глазах стояли слезы. А потом он ушел. Большей человечности и доброты мне сложно представить до сих пор. Я понял, что мы все в мире связаны между собой невидимыми нитями. Поэтому нужно уметь довольствоваться малым, не претендуя ни на что чужое. И никогда не думать плохо о других нациях, с которыми не знаком. Впрочем, мир по-прежнему чем-то недоволен и продолжает страдать от жадности и зависти. А еще надо расширять контакты, вести диалог со всеми людьми на твоем пути. Я поддерживаю постоянные контакты с вашим Региональным центром устной истории. И радуюсь каждой строчке письма и каждому слову Натальи Тимофеевой из Воронежа. К сожалению, я познакомился с ней и сотрудниками Центра уже в очень пожилом возрасте. Иначе прилетел бы с женой в Воронеж и попробовал еще раз пройти путь от места нашего лагеря к зданию НКВД.

Ольга БРЕНЕР
Фото из архива Регионального центра устной истории

(на фото – Андреас Шлегель и Наталья Тимофеева, Мюнхен)

Редакция благодарит директора Воронежского регионального центра устной истории Наталья Тимофееву за помощь в организации интервью и перевод его на русский язык.


ЧИТАЙТЕ ЕЩЁ