10.09.2017, 21:40 
8 сентября в книжном супермаркете "Амиталь" прошла встреча с писательницей Людмилой Улицкой. Она рассказала воронежцам об образовании, отношениях церкви и государства, аресте режиссера Кирилла Серебренникова и многом другом.
– Пока была жива моя подруга, генеральный директор Всероссийской библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева, мы довольно часто ездили по стране. Сейчас реже. Во-первых, количество библиотек сокращается – это прискорбно, ведь люди теряют доступ к культуре. Во-вторых, люди стали меньше читать книг. Можно сказать, что сегодня мы живем во времена мощнейшего переформатирования, которые можно сравнить с веком Гутенберга. Значительную часть информации, которую поколение прошлого века черпало из книг, молодежь воспринимает через гаджеты и компьютеры. И образование через сто лет вряд ли будет похоже на то, к чему мы с вами привыкли, − начала встречу Людмила Евгеньевна. − Я, например, своим подрастающим внукам дарю книги, которые изданы в прошлом веке, чтобы они понимали, что книга – это драгоценность. Предполагаю, что через 100 лет каждая книга будет сокровищем. Сегодня нам нужно учиться у детей и внуков, ведь в мире появилось множество вещей, которыми они овладевают гораздо быстрее, чем мы. С этим нужно смириться и даже, возможно, радоваться, хоть это и трудно. Это я к тому, что очень остро ощущаю цивилизационный шум. Чувствую себя человеком вчерашнего дня, отнюдь не завтрашнего. У меня нет заранее подготовленного плана, поэтому, пожалуйста, ваши вопросы.
− Как вы думаете, те события, которые происходят с Кириллом Серебренниковым, найдут какой-то отклик в культуре?
− Это произойдет, но не так быстро. На осознание любого культурного процесса или явления уходят годы. То, что случилось, − чудовищно. Главное, что до сих пор непонятно, зачем и почему это произошло? Потому что кроме ущерба это никому ничего не принесет. Но люди, которые стоят близко, обеспокоены сложившейся ситуацией. Поясню свою мысль. У меня вообще очень счастливая профессия − писатель. Я печатаю на компьютере, на него хватает. Но те люди, которые снимают кино или ставят спектакли, вынуждены пользоваться спонсорскими деньгами. Соответственно, на их плечи ложится гораздо больше ответственности. Сегодня каждый человек, который получает от государства деньги, вынужден их обналичивать, чтобы купить парик или покрасить сцену. Это крайне усложненный процесс. При желании любого можно "взять за шиворот". Что касается Серебренникова, то помимо него я могу назвать ещё пять-шесть режиссеров мирового класса, которые создают «планетарный» продукт. Что это значит? Допустим, человек приходит в аптеку и покупает дорогостоящее лекарство, которое считается хорошим. Его придумали в одной из трех-пяти лабораторий, где трудятся лучшие специалисты по фармакологии из всех стран мира. Их лекарства нужны даже не жителям какой-то отдельной страны, а всему человечеству. Серебренников потрясающе талантливый режиссер, и он создает такой продукт. Его спектакли идут по всему миру. Лично я в агрессии не желаю принимать участия вне зависимости от того, имеет ли она отношение к подъездной ссоре или к ссоре межгосударственной. Но здесь каждый решает сам.
− В конце августа в Москве состоялся фестиваль "Преображенские встречи". Одна из центральных площадок была посвящена диалогу церкви и культуры. На ваш взгляд, каковы препятствия к этому диалогу и возможны ли пути их преодоления?
− Кровавый вопрос. Дело в том, что раньше через тексты священных книг к людям приходила грамотность, культура − иного пути тогда не знали. Затем в Россию перекочевала прусская педагогическая система, в которой государство взяло на себя функции «держателя» образования, и все школы стали государственными. Идея была такая: нужно дать больший вес светскому образованию. Время уже пришло. Наука «переросла» тот период, когда все человеческое знание рождалось в монастырях. Сейчас если бы мне предстояло отдать ребенка в школу, то выбрала бы светскую. Причем хотелось бы, чтобы в этой школе существовал предмет "История религий". Но мы сегодня наблюдаем за шашнями государства и церкви. Это безобразно. В нашей стране официально церковь от государства отделена. У каждой из этих организаций есть своя зона действий, и они, по идее, не должны пересекаться.
− Как вы считаете, те, кто остались жить в России − истинные патриоты или неудачники, прикрывающиеся маской истинных патриотов?
− Я довольно много времени провожу в Европе и должна сказать, что жизнь там комфортнее, спокойнее и лучше. Но для меня жизнь − в Москве. Здесь мои друзья и всё то, что я понимаю. В России я «считываю» тексты с лиц. Нигде в другой точке мира я этой роскоши не найду. Для себя этот вопрос решаю так: буду жить здесь пока не выставят. Но каждый это должен решить сам, ведь у любого будет свой порог страха, ответственности, боли, привычки. Скажем, у меня есть подруга, которая умрет, если не выпьет чашку кофе утром, а я спокойно обойдусь. Поэтому я не склонна осуждать тех, кто уехал.
− Понятно, что власть у нас борется с коррупцией. При этом всем известно, что жены и дети наших властителей владеют миллиардами. Народ это знает и принимает как должное. Такой вопрос: как это может сочетаться?
− Мой ответ − 86% от народа. Я всегда говорила о том, что отношусь к остальным 14%. С этим ничего не поделаешь. Могу рассказать только об одном эпизоде из жизни. На дворе 1953 год, смерть Сталина, мне 10 лет. Директор, учителя, ученики – все зареванные до колен. А я стою и чувствую себя глубоко несчастной, потому что мне плакать не хочется. Это была важнейшая точка в моей жизни. Пришло осознание того, что иногда может оказаться так, что ты один. Участие в любом массовом мероприятии всегда требует проверки совести: ты действительно так думаешь или хочешь оказаться в большинстве.
− После 90-х осталось какое-то ощущение, что нас всех обманули. Как нам жить сейчас? Что делать?
− Любой промежуток истории «подкидывает» нам свои вопросы. В 2012-2014 годах мы выходили на митинги и спрашивали, что кругом за беспорядки, предлагали что-то изменить в устройстве страны и нашей жизни. Это нормально. Связь между государством и обществом должна быть, но у нас она плохо работает. Сейчас у нас есть время, чтобы посидеть, подумать, почитать, повысить свой образовательный уровень. Не допускать в свою жизнь никакой гадости, мерзости и самим пытаться реализовывать то, что возможно и доступно. У Толстого, например, это называлось "теорией малых дел". Считаю это правильной стратегией жизни.
АГЕНСТВО
ГОРОДСКИХ КОММУНИКАЦИЙ
ГОРОДСКИХ КОММУНИКАЦИЙ
