22.03.2021, 14:54 
В современной пьесе драматурга Андрея Иванова «С училища» все по шекспировской классике: интриги, любовный треугольник и предательство. Аллюзиями и отсылками оперирует режиссер Воронежского государственного театра драмы имени Кольцова Никита Рак в своей версии спектакля, премьера которого состоится 29 марта. Корреспонденты «Горкома36» побывали на сдаче спектакля.
В мире лайков и стримов
Представить себе эту историю – о демонической привлекательности пэтэушницы и споре интеллигента на ее невинность – в академических декорациях театра драмы непросто, поэтому режиссер использует минималистичный подход: сцена внутри сцены – как экран телефона или площадка самовыражения, кресла на колесиках – как предмет в барбершопе и экспресс в счастливое будущее, театральные ступеньки – как дом, где живет главная героиня Танька (актриса Милена Хорошко) с отцом. Как сказал Никита Рак, размышляя о сценографии, он не хотел, чтобы декорации отвлекали от хитросплетений человеческих судеб.
Но избавиться от чувства, что пространство – и есть декорация, не получилось: художественное соприкоснулось с реальным, но в единый пазл не сложилось. Кажется, на фоне демонстрирования устоев общества стримов и лайков, не хватает публичных откровений, свойственных этому миру, хотя площадка для самореализации и выставлена на первый план и даже «живет», наполненная музыкальными номерами.
– Кто-то говорит, что это подиум, кто-то – что облако, некоторые зрители видят в этом постаменте хрустальный гроб, – говорит Никита Рак о «сцене внутри сцены». – А мы просто хотели, чтобы на сцене было место, которое возносит героев над землей, над действием, где они все равны. И Таня из ПТУ, и преподаватель Сережа, и его мама, и вернувшийся из тюрьмы Костя.
По словам режиссера, сейчас люди очень зациклены на том, что их разъединяет, мы прежде всего смотрим на то, чем мы не похожи друг на друга, а не наоборот. Никита Рак стремился показать, что не всегда нужны противопоставления, людские характеры и чувства очень сложны.
Скелеты в шкафу
Драматург Андрей Иванов признавался, что хотел создать античную трагедию в современных декорациях, где герои руководствуются не разумом, а инстинктами. В интерпретации Никиты Рака хорошо то, что у каждого из персонажей находится второе дно, наружу выходит жуткая и порой шокирующая правда.
За деструктивностью Тани Милена Хорошко позволяет зрителям разглядеть ее простоту и даже наивность, но тут же как будто случайно приоткрывает дверцу в тайную комнату: Таня в детстве – хладнокровная убийца милых кошек, которые могут проявлять свою вторую – звериную – сущность. Царапаясь, они делали ей больно, а потому получали по заслугам, как и мужчины теперь, проведет она свою аналогию позже.
Еще страшнее звучит признание интеллигента, преподавателя философии (актер Егор Козаченко), в которого влюбляется Таня. В 12-летнем возрасте он с компанией друзей случайно убил мальчика с синдромом Дауна. Монолог об этом страшном случае Егор Козаченко, в отличие от Милены, которая каялась в содеянном как-то наигранно-карнавально, ведет с нотками сожаления в голосе, ужасом в глазах от того, что тот приходит к нему ночами во снах. И жалко становится преподавателя философии, когда он вновь повторяет: «Я человека убил». Да вот только одна фраза, брошенная как бы между делом, тут же превращает его в палача, не оставив следа от былого сожаления: «Я человека убил. Ну, как человека… Дауна».
Актеры за счет подобных нюансов будто играют со зрителем. Только, кажется, ты решил занять чью-то сторону, как они подбрасывают дров в костер неодобрительных поступков, и возмущение ими вновь полыхает. Но вот вправе ли публика осуждать безоглядно? Сколько у самих скелетов в шкафу запрятано?
– В этой пьесе много маргинальной среды, которая довлеет над всем остальным, – рассказал Никита Рак. – Конечно, среда влияет на этих людей, но не в этом дело. Хотелось сказать о том, насколько это все близко к нам на самом деле. О том, что ценности у всех свои и любим мы каждый, как умеет – по-разному.
