19.01.2024, 08:40 
Качусь с колбаской
Менталитет многих советских людей тогда отличался двоемыслием и лицемерием – в том, что касалось следования идеологическим и пропагандистским клише, а серьезный дефицит товаров и услуг подтачивал веру в то, что мы живем в лучшем из миров. Впрочем, тогда мало кто обо всем этом серьезно задумывался, еще меньше людей говорило об этом вслух. А некоторые особо ретивые говоруны, которых называли диссидентами, имели от власти большие проблемы. И все-таки дефицит был одной из самых обсуждаемых тем на кухнях страны, слово «достать» прочно вошло в обиход, потеснив слово «купить», и все у большего числа людей возникали вопросы…
В этой связи мне вспоминается один эпизод. Летом 80-го в составе сельхозотряда я выехал в Краснодарский край, где нам предстояла уборка фундука и чая.
Как только поезд тронулся, наша компания сразу же засобиралась выпить. Достали вино, водку, хлеб, яйца, картошку, помидоры. И даже курицу. И вдруг на столе появилась она.
Котелка чудесно пахнувшей копченой колбасы «Краковская», с просвечивающимися по бокам аппетитными кусочками сала.
Это был настоящий деликатес! Такая колбаса уже несколько лет отсутствовала в свободной и широкой продаже. В то время в магазинах выбрасывали на прилавок (а чаще – под него) только вареную, и – никаких копченостей, кроме венгерского шпика. «Любительская», «Докторская» и «Эстонская» быстро расхватывались везунчиками. При этом о вареной колбасе ходили слухи, что недобросовестные производители добавляют в нее туалетную бумагу. Шутники объясняли этим дефицит такой бумаги в стране.
А тут – «Краковская»! В общий закусочный котел ее внес Алексей, внук известного воронежского писателя. Алеша учился совсем в другом вузе на пианиста, но кто-то пригласил его в наш «стройотряд». Этот кто-то и позвал «пианиста» к столу.
Познакомились. Выпили и закусили.
– Откуда такая колбаска? – пребывая в органолептическом оргазме, спросил у него я. И не скрывал своего удивления. – Это ж позабытый вкус моего детства.
– Из магазина.
И Алексей также был немало удивлен этим вопросом.
– Где же такой магазин в Воронеже? – продолжил упорствовать следопыт.
– Недалеко от нашего дома, в центре. Точно не знаю. У нас бабушка по магазинам ходит. А что?
– Такой колбасы в продаже давно уже нет.
– Вот как? – снова удивился Алексей. – А я и не в курсе…
Так мне впервые довелось столкнуться с привилегиями в натуральном виде. Я, конечно же, слышал, что есть закрытые спецраспределители для советской и партийной номенклатуры, обеспечивающие «слуг народа» дефицитными товарами. Например, джинсами и кока-колой. Мне рассказывали и о том, что в самом крупном продовольственном магазине города «Утюжок» имеется хитрый «стол заказов». Покупателю с улицы там заказать вроде бы нечего: скуден ассортимент на витрине. Зато по особым спискам и разнарядкам регулярно отовариваются деликатесами важные или заслуженные персоны. Прибалтийские шпроты, венгерский зеленый горошек, майонез и индийский чай, копченая колбаса, икра и конфетные наборы – все это было уже недосягаемо для простых воронежцев. А для непростых – расписывайся, плати и бери.
С номенклатурой – понятно, но о том, что в «Утюжке» «столуются» и члены Союза писателей, я понятия не имел. Конечно, не все члены, но дедушка Леши, автор известных на всю страну исторических повестей и романов, в номенклатуру входил. И семью писателя даже после его смерти с довольствия, получалось, не сняли.
«Эммануэль» не для всех
Я слышал и про еще одну привилегию «слуг народа», только уже не материального свойства. Однокурсники травили байки про своих знакомых, сынков больших начальников, которым довелось лицезреть невиданное, приобщиться к тлетворным западным ценностям. Они смотрели скандальные западные фильмы, которые в обычные советские кинотеатры цензурой не допускались.
Закрытые просмотры, как говорили, проходили в зале Дома политпросвещения при обкоме партии. Попасть туда можно было только по приглашениям. Там на входе дежурил строгий дяденька милиционер – из отдельного батальона по охране советских и партийных органов. И если какой-нибудь «левый» человек уверенным шагом пытался прошмыгнуть мимо сержанта, постовой не говорил ему «добро пожаловать!». Он спрашивал: «Вы куда это, гражданин?» и становился у него на пути.
Все остальные «зрители» были для него товарищами, а такие вот самозванцы – гражданами.
Ходили даже страшные слухи о том, что впервые в Воронеже именно там, в сердце партийной пропаганды, «застонала» от ласк проказница «Эммануэль» и расцвела любвеобильная «Греческая смоковница», хотя мало кто понимал, о какой «Эммануэли» идет речь.
Знал бы стоявший памятником на площади его имени дедушка Ленин, что творится в том здании поздними вечерами, наверняка бы, слегка повернувшись, сказал:
– Неправильные фильмы глядите, товарищи! В «Пролетарии» такое, с позволения сказать, кино – не показывать!
Удар по почкам
Но вернемся к реальной, а не духовной пище. Друг Серега, который в то время проходил срочную в Москве, писал, что в столичных магазинах купить вареную колбасу и даже сосиски – не проблема. И что из столицы в Подмосковье и соседние области уходят электрички, груженные сетками с колбасой.
Я слышал и о таких электричках – от знакомых, родственников, о том, что в 20 км от столицы в магазинах – «выжженная пустыня».
Моя мать, работавшая на заводе в отделе снабжения, однажды попыталась привезти из командировки на Украину… свиные почки. Мама решила порадовать сына настоящим рассольником или азу. Не только мясом, но и субпродуктами в воронежских магазинах тогда уже и не пахло. Ливер попадался лишь в пирожках, которые продавались в нескольких киосках по городу. А на Украине с продовольствием, тем более на родине Брежнева в Днепродзержинске, куда направилась мать, дела обстояли иначе.
На обратном пути, уже в самолете, почки разморозились и потекли, под пакетом с ними образовалась лужа. Мама от стыда не знала, куда себя деть, а куда себя денешь из самолета?
Натерпелась она зря. До дома почки «не дожили». Из-за появившегося отвратительного запаха «мертвечины» их пришлось выбросить…