Артист Театра кукол «Шут» Владислав Ефанов: «На сцене я смеюсь, а в гримерке плачу»

Артист Театра кукол «Шут» Владислав Ефанов: «На сцене я просто Владик» Большое счастье, когда выбранная профессия становится не просто работой, а частью жизни. Актёру Театра кукол «Шут» Владиславу Ефанову повезло – он нашёл своё место, и ни за какие деньги не ушёл бы на другую службу. О любимой профессии, настоящем искусстве и серьёзных разговорах с дочерью – в большом интервью Владислава Ефанова «Горкому36». Дышать в одном ритме – Расскажи нашим читателям, как ты оказался в Театре кукол «Шут»? – Меня пригласил Валерий Вольховский в 2003 году. Он приехал в Екатеринбургский государственный театральный институт искусств к своему другу, Заслуженному деятелю искусств, настоящему мастеру и великому педагогу Сергею Жукову, на курсе которого я и учился. Вольховский набирал труппу, Жуков – предложил ему пять человек, четверо приняли приглашение, и я в их числе. Наш первый спектакль на сцене воронежского театра – «Хитроумный идальго» по мотивам произведения Сервантеса «Дон Кихот». Это совершенно уникальная история, невероятные костюмы и куклы. Сегодня я часто думаю, что было бы неплохо возобновить этот спектакль, но есть сложности с подбором актёров. Это настоящая история, которую актуально показывать сегодня, когда Родину буквально рвут на части, и есть один человек, что в это не верит. Ему говорят: «Надо воспринимать жизнь такой, какая она есть». А он не соглашается: «Жизнь надо воспринимать такой, какой ты хочешь её воспринимать». Мне кажется, это на злобу дня. Так вот. Поставили мы этот спектакль и поехали с ним на гастроли в Рязань. К сожалению, нам больше не довелось поработать с Валерием Аркадьевичем, он скончался. И артисты после этого стали разбегаться. И мне показалось, что в такой ситуации нельзя бросать театр. Ну, а кому тогда служить, кому держать планку, радовать детей и вводить их в театральный мир? – Школа Сергея Константиновича Жукова широко представлена в нашем городе… – Да, действительно это так. Большая часть труппы Театра кукол «Шут» – это выпускники одного мастера, хотя и разных лет. И так как у нас одна школа, нам очень легко работать друг с другом. У нас одно восприятие мира искусства, творческих и метафорических задач. У нас одна линейка. И нам не нужно долго объясняться друг с другом, вроде: «Я бы хотел, чтобы здесь ты сделал вот так, чтобы я потом сделал вот это, и это было бы органично». Нет. Мы быстро ловим интонации друг друга, мыслим одинаково. Часто многие вопросы решаем на уровне жестов. Но я не хочу сказать, что играть с другими труднее. Просто изначально нам нужно было чуть больше времени, чтобы «притереться». Кукольное мастерство – это коллективное творчество. Одна какая-то кукла, например, живёт только потому, что её водят несколько человек. И тут важно, чтобы все дышали в одном ритме. От этого даже мурашки по коже идут. Вот даже сейчас (закатывает рукав кофты и показывает – прим. авт.). Это волшебное чувство, когда плечо твоего коллеги поднимается и опускается вместе с твоим, и вы не договариваетесь об этом, вы даже не смотрите друг на друга. При любых обстоятельствах – А бывает так, когда «дышать в одном ритме» не получается? – Конечно. Но это связано, как правило, с определёнными жизненными ситуациями. Ушёл из жизни близкий человек, а тебе надо выходить на сцену, улыбаться, играть какого-нибудь весёлого клоуна. Вот надо, а ты только и думаешь – а как жить дальше? У меня такое случалось. Но включается профессиональное мастерство. Ты выходишь и улыбаешься, а потом приходишь в гримёрку и плачешь… (пауза – прим. авт.). Жёстко? Да. Но твои слёзы никому не нужны. Зрители пришли повеселиться, приятно удивиться, получить хорошее настроение. И они, дети, ни о чём не должны подозревать. Им нафиг твои проблемы не нужны. Умер у тебя близкий человек, сломал ли ты ногу или у тебя температура под 40 – неважно. Выходи и делай то, что должен. – А мне казалось, что на такие случаи и нужны дублёры? – Обычно, да. Но у меня их нет. Да я и не хочу. Это какое-то актёрское самолюбие: всегда быть нужным, быть в обойме, чтоб в тебе нуждались, чтобы ты существовал не просто так, понимаешь? Для артиста остаться без ролей – это грустно. Бывают артисты, которые как будто бы уже наигрались, говорят: «Эх, да у меня уже всё было». И он останавливается, как снежный ком. Да нифига у тебя ещё не было! Для меня это страшно. Я привык приходить на службу, оживлять своих персонажей, жить ими. И я понимаю, что люди в чём-то возлагают на меня надежды, уверены, что я справлюсь с любой ролью. И мне хочется это оправдать, делать всё больше и больше, чтобы меня видели, замечали, оценивали. Важно постоянно быть в перманентном состоянии творческого возбуждения. Не останавливаться, как снежный ком, а сидеть на табуретке, которая постоянно раскачена, когда неизвестно – принесёт ли успех твоя очередная роль. Это зависит от того, как сделаешь, как сыграешь. А вот если актёр сел и удобно устроился на своей табуретке, и ему не хочется искать новые формы, не хочется выводить себя из зоны комфорта – это конец. Я убеждён, что нельзя терять ощущения реальности, важно всегда держать руку на пульсе. Иначе – не получится. Если ты сегодня расслабишься, то завтра – ты рискуешь оказаться невостребованным. – Я заметила, что ты один из немногих актёров, которые говорят, что служат в театре, а не работают. Это выражение подзабыли… – Я тоже это замечал. Но как можно работать в театре? Я не понимаю. Работа – это когда тебе что-то не нравится, и ты говоришь себе: «Надо». Я же прихожу в театр, как на корабль, на котором есть моё место, и меня там ждут. Я люблю то, что я делаю, поэтому не могу назвать это работой, это – служба. Ещё не понимаю, когда артист, подрабатывая на стороне, использует слово «халтурка». Для меня это неприемлемо. «Халтурить» можно и на основной службе. Но, если ты честно относишься к своей профессии, то ты всё время будешь выкладываться на 100%. И вот это желание – полностью выложиться – не «пропьёшь», как мне кажется. Театральная мера – Театр кукол, на твой взгляд, – это развлекательное зрелище, искусство или воспитательный процесс? – Скорее всего, искусство, потому как я нахожу в этом и воспитательный процесс – для детей, взрослых, для себя самого, и развлечение. Это искра, что-то магическое и необъяснимое. Я кайфую от того, что перед выходом испытываю какой-то щелчок в голове. Вот 11:59, и ты через минуту должен выходить на сцену. Включились софиты, и я должен появиться, тогда всё начнется. Это состояние, когда поезд поехал, и остановить его нельзя. Оно так возбуждает и будоражит, что у меня, даже если что-то болит, проходит. Я забываю про это. – Часто думают, что когда ребёнок идёт в среднюю школу, то он вырастает из Театра кукол. А взрослые вообще не приходят, потому что уверены, что это что-то детское. Насколько это правильно? – Театр кукол – это просто такая театральная мера, условность. Мы можем рассказать взрослую историю с помощью кукол, но это будет серьёзно и взрослым языком. Мы ставили спектакль «Озёрный мальчик», в котором все издеваются над персонажем, и он в итоге – не находит своего места, уходит и топится. В постановке задействованы куклы-марионетки, у которых глаза – настоящие протезы, их людям ставят. И в спектакле очень много метафорического треша – отрубаются головы, кровь, жесть. Но это очень быстро происходит. Ты понимаешь, что случилось, но не разглядел. Это и есть настоящий спектакль для взрослых. У нас идёт гоголевская «Шинель» – о том, как Башмачкина перемололо бюрократической машиной. «Король Лир» – о показной любви и любви, которая выше всякого богатства. Взрослым интересно это посмотреть. – В каком возрасте можно вести ребёнка в театр кукол? – Я считаю, что дети знакомятся с миром театра и миром условности именно через театр кукол. Сначала дома, а потом уже здесь. В два года, наверное, им ещё рано показывать спектакли, они будут улавливать только картинки, и не будут понимать сути, заложенной морали. А вот в три года – в самый раз. В этом возрасте дети впитывают всё, как губки. Ты один раз сделал, а они уже повторили. У нас есть спектакли для таких маленьких зрителей. Наша задача заставить их поверить в историю, которая разворачивается на сцене. Например, вот волк, и он сейчас сожрёт поросят. И мы вместе с детьми должны придумать, как его поймать. Использую интерактив, спрашиваю: «Как ловить будем?». И они орут, предлагают варианты – это значит, что они включились, они поверили. И ещё интересно, что родители тоже включаются, сидят и хлопают, тоже что-то выкрикивают. В такие моменты передо мной не Николаи и Александры, а просто – Коли и Саши. И я сам – не Владислав Ефанов, а Владик. Люблю это чувство. – Ты много внимания даришь детям, работаешь в выходные, праздники, школьные каникулы. Твоя дочь привыкла к этому? Не ревнует папу? – Она с самого рождения в этом, она и не знает, как это по-другому. Сначала задавала мне вопросы, почему я ухожу на работу в субботу и в воскресенье, а в понедельник у меня выходной. Я ей объяснил, и она меня поняла. Тем более, я её часто беру с собой на спектакли, она смотрит их сначала из зала, а потом из-за кулис. А я за ней подглядываю одним глазком, и понимаю, что ей нравится наблюдать ситуации с разных ракурсов. Она изумляется! Я и сам бы изумился, если б имел возможность в детстве смотреть на происходящее из-за кулис. Какой-то момент интимности раскрывается. Но мне приходилось уходить на службу, когда у дочки был день рождения. Но она реагировала на это спокойно, потому что знала и знает – когда придёт папа, будет праздник. Купили холодильник, ей четыре года было. У нас осталась коробка. Мы сделали из неё щиты, мечи, шлемы. Бегали по квартире, дрались, фотографировались. Потом я нарисовал карту, и мы искали клад. Даже на лестничную клетку выходили, а мало ли что! Вдруг пираты украли и спрятали! «Мы с куклой – сотрудники, а не соперники» – Есть такое выражение: «Великое счастье слышать, что говорит тебе кукла». О чём говорят тебе твои куклы? – Да, я с ними разговариваю. Я с ними договариваюсь о том, что мы будем делать на сцене. Ведь они всё могут. Если у нас что-то не получается, то это я не могу, я не нашёл дорожку к нужным движениям и эмоциям, а не потому что кукла какая-то не такая. – За куклой часто не видят артиста. Тебя не задевает, что слава достаётся тем, кого ты играешь? – Нет. Мы сотрудники. Если похвалили мою куклу, то похвалили меня. Это значит, что я сделал свою задачу правильно. Без куклы не будет меня, а без меня не будет её. Мы одно целое. Рука кукольника – душа куклы. С помощью своей души я оживляю куклу, и она двигается, смотрит, дышит. Она, как человек, выполняет все микродвижения. Даже если кукла задумалась и сидит неподвижно, то она нет-нет, да и моргнёт. Если она перестала моргать в этот момент, то она умерла. Этого нельзя допустить. Человек же всегда в действии. Всё это читается. – А правда ли, что артисты обижаются, когда театр кукол называют «кукольным»? – Да. Кукольный театр – это домик для Барби, где есть маленькая сценочка, и куколки играют кукольный театр. А театр кукол – это большое здание с большим персоналом и артистами-куклами. Это большое красивое здание, в котором живут куклы. И они каждый день выходят на профессиональную сцену, чтобы дарить настроение и играть, а мы играем с ними вместе. Театр кукол – это большое волшебное место. А при употреблении определения «кукольный» складывается представление, что это что-то несерьёзное. А это очень серьёзно! Волосы дыбом встают! Те люди, которые ходят в Театр кукол, никогда не назовут его «кукольным», потому что у них меняется мировосприятие и отношение. Это настоящее искусство, и оно трогает. Ирина ЛАЗАРЕВА Фото автора и с сайта Театра кукол «Шут»