Андрей Меркурьев: «Меня знает весь балетный мир, но мне каждый день приходится доказывать, как мальчишке, что я могу быть конкурентоспособен»

Свои традиции, стиль, вкус

– Андрей Николаевич, вы выбрали музыку Арнольда Шёнберга. Расскажите, почему вы остановились именно на этом композиторе?

– На самом деле, если говорить про «Просветлённую ночь» Шёнберга, то это не новая постановка, но для Воронежа – безусловно, премьера. Я освоил эту музыку два года назад на Дягилевском фестивале в Перми. Мне предложили поучаствовать в постановке, где один спектакль в разных стилях должны были поставить три хореографа. Но как-то так получилось, что двое «отвалились», остался только я. Я решил, что полностью возьму на себя музыку, буду делать сам.

Взять музыку Шёнберга было предложением фестиваля, а не моим желанием. Но теперь, я не скрываю, эта музыка стала для меня родной. Я без неё не могу. Я могу лететь в самолёте, ехать в автобусе – и переслушивать этого композитора. У этой музыки есть какая-то своя энергетика, своя жизнь, что-то такое родное, что я уже не могу убрать её из своей жизни. Я сразу предупредил артистов воронежского театра, что музыка будет непростая, и, может быть, она им не понравится сразу. В эту музыку нужно войти. Но мне повезло: она пришлась ребятам по душе.

– А как вы искали образы для балета?

– На самом деле «Просветлённая ночь» Шёнберга для музыкантов обязательна к прослушиванию. Это как обязательный минимум в школе по литературе. Есть даже история, рассказывающая, о чём эта музыка. Но я её не придерживался, а искал свои образы, чтобы у меня получился свой сюжет.

Да и не нужно это. Когда я ставлю спектакль, я не смотрю других хореографов, потому что есть риск, что ты захочешь взять что-то себе. А так передо мной пустой лист, я иду интуитивно, всё рождается только благодаря музыке. Сначала есть только музыка, затем ставится хореография, и только потом рождается сюжет.

– В первый раз была постановка в Перми, потом – в Москве, сейчас – у нас. Вносятся ли какие-то изменения в балет, или вы стремитесь показать тот же спектакль, просто с другими артистами?

– Разумеется, вносятся какие-то нюансы, потому что артисты другие, возможности другие, мышление другое. И вот – уже другой балет. Но есть и канва. Например, мы переносим спектакль «Лебединое озеро», но танцуем по-своему, потому что у нас свои традиции, вкус, стиль, город свой. Но всё равно придерживаемся каких-то канонов. Ну, я не буду менять весь балет, потому что он уже поставлен! Но если выдастся возможность, я снова приеду в Воронеж на фестиваль и буду ставить тот же балет – это будет по-новому.

– Вы уже работали с двумя коллективами, сейчас работаете с третьим. Воронежский коллектив что-то отличает? Может быть, открыли какие-то новые возможности, которых не видели раньше в других артистах?

– Отличия, конечно, везде есть. Это такие же люди, как и везде. Но если говорить о возможностях, то артист может быть менее или более опытный, более или менее способный. Нельзя сказать, что воронежские артисты – самые уникальные. Но меня восхищает в них то, что они хотят работать. А хореографу это и надо, когда на тебя смотрят с открытыми глазами и хотят много и качественно действовать. Я не делю артистов на столичных и провинциальных, тех, кто работает немного лучше, и тех, у кого получается немного хуже. Я ценю желание работать и совершенствоваться.

«На сцене я артист-актёр»

– Артист балета Сергей Полунин как-то сказал: «Классический балет мёртв, а в современном не происходит ничего интересного». Вы согласны с этим высказыванием?

– Полунин какое-то время проработал в Лондоне, он видел много классической и современной хореографии. Возможно, ему что-то наскучило. Он говорит со своей колокольни. Но если разбираться глубинно, с оглядкой на жизненные обстоятельства, то, наверное, мы найдём этим словам какое-то объяснение. Я говорю об ударах судьбы, скандалах вокруг его имени… Я, например, тоже нередко, когда даю интервью, говорю, что в театре непросто, что всё время приходится что-то доказывать. Меня знает весь балетный мир, но мне каждый день приходится доказывать, как мальчишке, что я могу быть конкурентоспособен. Это, само собой, заставляет меня переживать, волноваться, ругаться… В такие моменты ты, естественно, можешь что-то ляпнуть, за что потом зацепятся, вот как с этой фразой. Просто если ты хороший артист, то тебе всегда есть что сказать – со сцены.

Нужно быть великим не на словах, а на деле. Сегодня часто путают талант и способности. Ногу поднимать – это не талант, это способность, природная. Тебя мама таким родила. Давайте это будем различать.

– Вы поработали со многими хореографами. Чья стилистика, эстетика вам наиболее близка?

– Когда я поработал с Аллой Сигаловой, которая имеет свой стиль, моё представление о балете полностью перевернулось. Она была первым хореографом, который заставил меня думать. Раньше мы участвовали, танцевали, но всё это было поверхностно. Я стал по-другому относиться к балету, по-другому его переживать, у меня складывалось впечатление, будто меня снимают в кино. И тут нельзя было гримасничать, все движения должны быть естественными, как в жизни. Когда мы репетировали «Бедную Лизу» в Театре наций, я выходил с репетиции и забывал, что я уже не в театре: ехал в метро и, забывая, что на меня смотрят люди, искал образы к выступлению. Обычно как – вышел из театра и забыл обо всём. Формула: вышел – отдыхаешь. Сигалова же вернула меня к размышлению. И это очень классно!

Ещё я бы отметил семейную пару из группы NDT (Соль Леон и Пол Лайтфут - труппа NDT - прим. авт.). Я стал ещё больше думать. Они очень много говорят, объясняют, как они видят, почему так видят, приводят в пример жизненные истории. И это круто, потому что не все хореографы умеют просто объяснить, что они хотят поставить. Даже я сталкиваюсь с этой проблемой. Я понимаю, что хочу, но донести до артистов мне сложно. У меня молчаливая профессия – артист балета, в основном я выражаю чувства жестами.

Вот это две истории, которые перевернули мой мир. Почему? Потому что я больше погружаюсь в актёрское. Я себя ощущаю артистом-актёром. Я люблю жить на сцене, не просто делать движения, а переносить на неё свой жизненный опыт. Со временем ты можешь всё меньше сказать танцевально, потому что спина уже не та, надо в более строгих рамках себя держать. А опыт жизненный, напротив, приобретается с годами, и актёрская база наполняется.

Справка «Горкома36»

Андрей Меркурьев – российский артист балета, ведущий солист Большого театра, заслуженный артист РФ (2014). Окончил Уфимское государственное хореографическое училище им. Нуреева по классу Шамиля Терегулова. В 1996-1997 гг. – солист Государственного театра оперы и балета Республики Коми, в 1997-2001 гг. – Ленинградского театра оперы и балета имени М. П. Мусоргского, в 2001-2006 гг. – Мариинского театра. С 2006 г. – солист балета Большого театра, где репетирует под руководством Виктора Барыкина.

Неоднократно принимал участие в международных проектах — гала-концертах и фестивалях, турне мировых звёзд балета Роберто Болле и Владимира Малахова. Постоянный партнёр прима-балерин Дианы Вишнёвой, Светланы Захаровой, Полины Семионовой.

В 2014 году дебютировал в качестве хореографа, поставив балет «Крик» на музыку Сержа Упэна, Жерара Ванденбрука, Эрвана Меллека, Джованни Соллима, Анри Торга, Макса Рихтера, Петериса Васкса и Рихарда Вагнера по мотивам романа Александра Зиновьева «Иди на Голгофу» в Одесском национальном академическом театре оперы и балета.

Кстати

26 апреля в 19:00 состоится «Вечер современной хореографии», объединяющий три одноактных балета. Вместе с главным балетмейстером Воронежского театра оперы и балета Александром Литягиным в проекте в качестве постановщиков заняты главный балетмейстер Ростовского музыкального театра, лауреат международных конкурсов Иван Кузнецов и солист Большого и Мариинского театров, хореограф, заслуженный артист РФ Андрей Меркурьев. Накануне театральной премьеры, 24 апреля, в 16:00 в «Галерее Чижова» состоится показ эскиза «Вечера современной хореографии» с участием постановщиков и исполнителей, который могут посетить все желающие.

Фото с сайта Большого театра

в Дзен.