Депутат Государственной Думы от Воронежской области, член комитета по федеративному устройству и вопросам местного самоуправления Андрей Марков ответил на вопросы «Горкома36».
– Вы ведете счет – сколько ваших инициатив было поддержано коллегами, а сколько – нет?
– Не веду, нет.
– Вопрос почему возник – создается впечатление, что зачастую ваши предложения по разным причинам отклоняются: так было с недавней инициативой о раскрытии размеров «золотых парашютов» – пенсионных выплат депутатам и госслужащим. Так же было и с предложением отменить обязательное опубликование деклараций о доходах и имуществе местными депутатами. Вам не обидно?
– Это стандартная практика для всех депутатов – не все их предложения принимаются. Что касается «сельских деклараций» – совсем другая ситуация: экспертный совет и комитет по местному самоуправлению эту инициативу поддержали. Ее не поддержал комитет по противодействию коррупции. И теперь этот вопрос стоит в повестке Думы. Да, может быть, инициативу и не примут, но мы разбудили тему, она все активнее обсуждается, и думаю, что рано или поздно (лучше все-таки пораньше) мы выйдем на решение проблемы. Поэтому нельзя говорить, что инициатива не прошла окончательно.
– А какова судьба вашей идеи о создании муниципальных округов?
– Экспертный совет фракции «Единая Россия» идею поддержал. Затем инициатива немного приостановилась. Но потом тема снова прозвучала активно, в том числе на совете по местному самоуправлению при президенте. И депутаты с новой силой включились в эту работу. Надеемся, что закон о муниципальных округах будет принят. Потому что изменилась ситуация.
– В чем вы видите изменения?
– Существует проблема объединения поселений в границах муниципального района – для оптимизации органов управления в том числе. И если, например, все поселения захотят объединиться, то в законе предусмотрен только один вариант перехода на одноуровневую систему: городской округ. В стране начали активно появляться городские округа там, где о городе и речи быть не может. И получается беда. Человек из Магаданской области приезжает в Думу и рассказывает, что у них труднодоступные территории. Но ведь там сплошь городские округа, где в принципе не может быть труднодоступных территорий. В городах по всем нормам другая организация жизни – по услугам, по инфраструктуре и так далее. Так что тема муниципальных округов созрела. И я бы не спешил говорить, что моя инициатива на этот счет была отвергнута.
И, кстати, до подписи президента дошло порядка десяти законопроектов, в которых я активно участвовал – на правах автора и соавтора.
– Все-таки счет ведете, я смотрю.
– Нет, могу назвать только приблизительную цифру.
– Ладно, пусть так. Скажите – появление законодательных инициатив вызвано вашими личными соображениями или продиктовано общением с избирателями на местах?
– Идею муниципального округа я привез в Думу из Воронежской области. Ее мне подсказали люди на местах. Она тоже здесь не всеми поддерживается, и я понимаю почему. Там, где есть сильное поселение, – нет смысла менять систему.
– А где бы в Воронежской области, по-вашему, муниципальный округ был уместен?
– У нас есть разные районы. Большие, там, где население под 100 тыс. – Россошанский, Лискинский, Новоусманский. Есть крупные– Острогожский, Бобровский, Павловский, Семилукский и так далее. Там и экономика под стать. А есть районы маленькие – по населению, и по тем экономическим процессам, которые там происходят, – не хочу их называть. В некоторых осталось по несколько административных поселений. И для тамошних жителей, кажется, уже не имеет значения, где находится управляющая структура – в райцентре или в другом селе. Но в нашей области мы называем маленькими районы, где 15 тыс. человек живут. А в стране есть муниципальные районы, где 3 тыс. человек населения. И у них есть районная администрация, райсовет, контрольно-счетные органы, поселенческие администрации, поселковые советы и так далее. По сути, кроме административных структур, там ничего больше не существует. Вот где, по-моему, требуется создавать муниципальные округа – объединяя такие районы.
– Поговорим о городских проблемах. В Воронеже сейчас две самые резонансные темы – уборка от снега и парковки. Какой вам видится ситуация?
– Касательно снега. Реально город стал интенсивнее убираться. Особенно проезжая часть. Но, как назло, такого количество снега в Воронеже не выпадало давно. Если бы был прошлогодний уровень снегопада, все были, наверное, в восторге от уборки. Но и при таком количестве снега транспорт по городу перемещается без особого напряжения. В Москве, я вам скажу, снег убран, но ездить невозможно – там под колесами жижа сплошная, грязь. Да, в Воронеже есть проблемы с тротуарами, с дворовыми проездами, с зонами остановок. Но при этом мы явно видим, что усилия власти по уборке города как минимум удвоены. То, что не хватает техники, – об этом в мэрии честно сказали. Но, мне кажется, мы должны оценить старания коммунальных служб, которые при таком количестве снега не дали городу впасть в коллапс. Вот постарался взглянуть на проблему «со стороны», правда, моя улица и в прошлые годы, и сейчас чистится из рук вон плохо.
– А про парковки что вы думаете?
– Из разряда – никогда такого не было – и вот опять. Не было парковок – и все ругались, что по центру не проехать, что негде поставить машину, что всякие негодяи паркуются на тротуарах. Появились парковки – опять все не так. Но есть только один цивилизованный способ организации движения в огромном городе – институт платных парковок. Его можно корректировать – ценой, льготными категориями, но другого способа нет, в этом надо отдавать себе отчет. Конечно, без дополнительной настройки не обойтись, и власть должна реагировать на замечания людей. Но реагировать правильно. Вот принятый на днях областной закон предписывает, что на каждой стоянке не менее 10% мест должно быть зарезервировано для инвалидов. Это верная реакция. Власть слышит замечания и в результате какой-то дискуссии – реагирует. Либо людям объясняет: это невозможно, потому что закон запрещает. А вот система, при которой власть не слушает мнения, – нерабочая.
– Нежизнеспособная.
– Ну, по крайней мере, в долгосрочной перспективе. На коротком отрезке времени она способна приносить плоды, но чем больше становится обиженных людей, тем хуже для системы.
– Характер обращений людей к вам изменился по сравнению с тем, каким он был во время вашей службы в правительстве Воронежской области? Люди разного хотят от областного чиновника и депутата Госдумы?
– Нет. Наши люди не разделяют власть на ветви, на уровни. Абсолютно ко всем представителям разных ветвей и уровней власти они идут с одними и теми же вопросами. Я не вижу в этом ничего плохого.
– Почему же?
– Потому что это следствие нашей тысячелетней истории. Таков ход вещей в России: есть власть, есть проблема и есть люди. И все представители власти должны это понимать. Никуда не спрячешься ни от людской критики, ни от людской просьбы. И на них надо реагировать соответственно. Хотя понятно, что иногда приходится вдаваться в объяснения. Например, что депутат Государственной Думы не имеет права вмешиваться в вопросы судебной власти.
– Так ведь никто не имеет такого права.
– Ну вот такие вещи тоже надо объяснять. Но то, что люди обращаются с одной и той же проблемой и к местной, и к региональной, и к федеральной власти, и к президенту – так уж у нас сложилось. Это просто подчеркивает глубину проблемы, которую надо решать. Всем вместе.
– В ваших публичных выступлениях часто звучит мысль о том, что в обществе сформировался запрос на справедливость. Но это понятие предельно субъективное, неуловимое. Как, по-вашему, справедливость толкуется большей частью общества? Какую именно справедливость люди хотят? И какую способно обеспечить им современное российское государство?
– Вопрос, конечно, больше философский. О справедливости не только я говорю. И на съезде партии прозвучало, что мы должны реагировать на главный запрос общества – на запрос о справедливости. Я бы говорил о комплексном запросе. Справедливость, безопасность, стабильность, запрос на перемены – это все ценности, которые одновременно существуют. Вопрос в приоритетности. Сейчас на первый план выходит требование справедливости. А вот как – каждый понимает по-своему.
– В том-то и дело.
– У меня при слове «справедливость» сразу возникает знаменитая фраза Стругацких из «Пикника на обочине»: «Счастье для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным». Вот чтобы никто не ушел обиженным – это, по-моему, высшее воплощение справедливости.
– Кому ж такое по силам.
– Понятно, что цель трудно достижима. Но минимизировать число обид возможно.
– А почему, по-вашему, запрос на справедливость именно сейчас оказался в приоритете?
– Я с бытовой точки зрения скажу – потому что мы стали ощущать сложности в сравнении с недавним прошлым. Либо наши ожидания не оправдались, и отсюда идут сравнения: себя – с соседом, с начальником, с каким-нибудь капиталистом. И эти сравнения вызывают раздумья: почему так, почему одним – все, другим – ничего.
– То есть речь, в первую очередь, о материальной стороне вопроса?
– Да, мне кажется, что сейчас, говоря о несправедливости, большинство имеет в виду именно материальные проблемы. Пока еще этот запрос не ориентирован на собственное активное участие в переменах. Пока еще позиция большинства выражается коротким словом «дайте!». Это тоже объективно, ни в коем случае нельзя говорить, что такая позиция неправильна. Люди имеют на это право. Любой обычный человек стремится к спокойной уютной жизни, к реализации своих интересов, к самореализации. И везде он наталкивается на какие-то препятствия, которые вызывают понятное раздражение. Власть обязана это учитывать и реагировать адекватно.
– Бытует представление, что власть, расположенная в Москве, «страшно далека от народа». Вы, поработав в Госдуме уже более двух лет, можете подтвердить или опровергнуть этот стереотип?
– С одной стороны, не могу опровергнуть. Мы сами, став депутатами Государственной Думы, видим, что действительно есть непонимание реальной жизни – в каких-то решениях, в законодательных предложениях. Это одна часть объективной картины. Есть отрыв в столичном понимании проблем и в реальной жизни российской губернии. С другой стороны – мы же там для того и оказались, чтобы говорить об этом. И мы об этом говорим, все меньше стесняясь. Я коллегам часто говорю: надо понимать, что сельский уклад – другой, поэтому мы не должны какой-то конкретный закон туда, вниз, насаждать. Правильнее изменить закон, а не изменить людей. Моментально людей ведь не изменишь.
– И вас слышат?
– Думаю, да. Не только ведь я об этом говорю. Со стороны центра происходит постепенный разворот к регионам. Но Россия – очень большая страна, любой разворот у нас происходит медленно. На последнем заседании Думы представитель Минфина говорил о самостоятельности регионов, о самодостаточных бюджетах субъектов. А депутаты критиковали: как же, мол, тогда контролировать? Я взял слово от фракции: удивительная вещь, сказал, происходит. Мы все время критикуем правительство за чрезмерную централизацию, а когда оно говорит о децентрализации, мы опять ругаем – за недостаточный контроль. Вот на таких весах все и происходит, и баланс поймать – очень сложно.
– Вы – человек, делающий очевидную политическую карьеру. Какую следующую ступень в этой карьере вы считаете для себя достижимой и желанной?
– Про меня всякое пишут: то Марков хочет быть мэром или губернатором, то Марков передумал становиться мэром или губернатором. Веселая ситуация. Раз уж я пошел в политику, а депутат – публичный политик, иногда хочется ответить нашим многочисленным аналитикам и наблюдателям. У нас есть и мэр, и губернатор, оба недавно приступили к своим обязанностям. Досужие вещи обсуждать трудно. Чтобы заподозрить меня в чем-то, нужны факты, а их ведь нет. Поэтому пусть люди оценивают по делам.
Насчет достижимой и желанной цели. Судьба человека, который занялся политической деятельностью, зависит уже не столько от него, сколько от избирателей. Мне бы хотелось, чтобы в 2021 году мои избиратели снова захотели увидеть меня депутатом Государственной Думы. Я для этого буду прикладывать усилия. Но моего желания тут недостаточно. Тут должно быть желание избирателей, которым я должен доказать, что все-таки гожусь для этой работы.