15.06.2017, 12:34 
Мы уже писали о том, что в нашем городе начались гастроли новой цирковой программы «Матрех» режиссера Руслана Ганеева. Главное действующее лицо – клоун Матрех. Если в знаменитой песне Пугачевой «Арлекино» поется: «…а мною заполняют перерыв», то в данном случае все наоборот. Создается впечатление, что смотришь одно большое и очень увлекательно выступление заслуженного артиста Сергея Просвирнина. А все остальные номера – как бы между делом…
Кстати, на манеже работает целая династия Просвирниных – супруга Лариса, дочь Лилия, сын Сергей и даже восьмилетний внук Андрюша, который приводит публику в полнейший восторг своей чечеткой. Эдакий семейный подряд.
- Тяжело было уговорить детей пойти по вашим стопам? – поинтересовался «Горком» у Сергея Юрьевича.
- Я никого не уговаривал. Тут дело такое – учить надо, пока маленькие. Потом будет поздно. Ну и особого выбора у детей не было. Мы сразу начали с сыном заниматься на кларнете, потом в 4 года я его посадил за барабаны. Так что сейчас я с легкостью могу уйти на пенсию и передать сыну свой номер. Он умеет все, что и я. Супруга Лариса тоже, как ассистент, всегда со мной... А как иначе? У цирковых артистов ведь жизнь кочевая. Да, возможно, не очень удобно работать с родственниками. Они чувствуют свои привилегии. Могут где-то не послушаться, где-то резко ответить. Если бы я был просто директором, они понимали бы, что завтра могут вылететь с работы. А тут грани стираются, ведь ты не только директор, но и муж, папа. В этом плане работать крайне тяжело.
С внуком я тоже начал заниматься, когда ему было лет 6. Сначала просто ножками дрыгал, потом стал чечетку бить. Андрюша –сын Лили, ему 8 лет, и он ездит с нами. В январе мы все вместе поедем на крупный юношеский конкурс в Монте-Карло "Новое поколение", а потом Андрюша с дядей – моим сыном Сергеем Просвирниным-младшим – останутся там поработать.
- Вы были учеником Никулина...
- Вот кто-то впрыснул в Интернет эту неверную информацию, и теперь меня все об этом спрашивают. Я никогда не был учеником Никулина. Лишь потому, что у него никогда не было учеников, он нигде не преподавал. Да, знаком я с ним был. Я выпускался в цирке на Цветном бульваре с моим партнером Володей Стариковым, а Никулин был там директором и художественным руководителем. И тогда подписал мне свою книжку: "Я верю в твое будущее!" Когда мне было 20, я начал работать в коллективе Никулина. Были такие музыкальные эксцентрики Ростовцевы, я с ними работал. А они работали в коллективе под руководством Никулина. Вот с Никулиным я ездил с 81 по 82 год. Мы Юрия Владимировича провожали на пенсию в городе Калинине. Помню, Никулин всегда подходил, обнимал за плечи и говорил: "Мальчик (он всегда говорил – мальчик), даже на репетиции ты должен всегда быть в пиджаке и головном уборе!" Я это запомнил.
- Ваше имя в энциклопедии "Клоуны XX века", изданной в Англии, стоит в тройке рядом с именами Карандаша, Олега Попова. А кого вы сами считаете самым великим клоуном столетия?
- С точки зрения клоунады, пусть даже и киношной, наверное, Чаплина. А так моим любимым комиком-пластиком, эксцентриком всегда был Луи де Фюнес. Хотя вроде не клоун, но мне нравится именно вот эта актерская клоунада. Да, Чаплин гениален, но он везде одинаков. Мне нравится глубина, как у Бурвиля – с этим его большим носом, Фернанделя... Американские кинокомики Стэн Лорел и Оливер Харди – толстый и тонкий – тоже хороши. Нас со Стариковым, кстати, с ними сравнивали. В известной английской газете "Зеркало" провели аналогию. Я, конечно, понимаю – где я, и где они... Но было приятно. А из наших это, конечно, Олег Попов, Юрий Никулин, Карандаш, из молодых – Толя Марчевский, Андрюша Николаев... У нас была очень сильная клоунская школа. Но... иных уж нет, а те далече. Учить некому уже. Школы нет, педагогов нет, авторов нет, реприз нет...
- А вас не звали преподавать?
- Звали. Но для того, чтобы научить чему-либо человека, нужно отдать всего себя. А за те деньги, которые платят преподавателям, это нереально. Тебе надо размозжиться, распластаться, а потом ты его всему научишь, он спокойно развернется и уедет работать в Швецию, а ты тут сиди – морковку жуй. Любой труд должен оплачиваться. Вон хоккеист за пас 5 тысяч долларов получает, а если еще и гол забил – 8. Как у Могильного был контракт...
- Я читала, что у вас слух, близкий к абсолютному. В 6 лет вы какие-то серьезные вещи на баяне играли, а сейчас владеете практически всеми возможными инструментами. Музыкантом никогда не хотели стать? Вы же начинали с «Песнярами», «Самоцветами»... Почему клоунада?
- Не совсем так… С «Песнярами» я просто дружу – с 15 лет. С тех пор, как попал в Москву. Мои усы а-ля Мулявин – как раз с тех времен. В самом ансамбле "Самоцветы" я тоже не работал. Был такой знаменитый продюсер Эдуард Смольный, с сыном которого я учился в музыкальном училище. И со второго курса эстрадно-циркового училища я ездил с ними на гастроли в качестве конферансье. Это были сборные концерты, где выступали "Самоцветы", Люда Сенчина, Ира Понаровская... Такая сборная солянка. И так как с дикцией у меня всегда все было в порядке, меня, 17-летнего парня, попросили вести эти концерты. Плюс у меня был свой сольный музыкальный номер – танцевал чечетку, играл соло на барабанах, играл на кларнете.
- Когда родители увидели, какие у вас музыкальные таланты, они не хотели отдать вас в музыкальное училище?
- Хотели! Папа у меня был баянистом, мама всю жизнь работала директором Дворца культуры. И, конечно, я с детства занимался на баяне... Но пацаны во дворе слушали совершенно другую музыку, и мне хотелось чего-то другого. А папа музыкант, у него был свой квартет. Гитара, контрабас и папа на аккордеонированном баяне. Я любил джазок послушать, Эллу Фицджеральд, оркестр Дюка Эллингтона и так далее. И мне хотелось что-то поменять. Я стал закидывать баян, начал потихоньку осваивать саксофон. Для папы, конечно, было трагедией то, что я забросил баян, но заставлять он меня не стал. Когда я попал в Москву, начал брать частные уроки на саксофоне, на барабане. Я и дома имел доступ ко всем инструментам, мама-то была директором Дворца культуры. Зато когда репетицию с оркестром провожу, полцирка на меня посмотреть собирается. В душе я профессиональный музыкант. Хотя образования нет, я самоучка.
- Никакого?
- Музыкального. А так я окончил училище цирка и эстрады, затем ГИТИС... А сейчас получаю третье образование – учусь в Российском государственном социальном университете, на специальности Государственное и муниципальное управление. Вот брошу народ смешить и пойду работать куда-нибудь директором, управлять персоналом...
- Директором цирка?
- Почему нет? Когда будет образование, тогда и посмотрим. Но пока в Москве все вакансии разобраны, а далеко уезжать не хочу.
- На родину, на Байкал...
- А там у меня уже никого не осталось. Папы уже нет, а маму я перевез к себе, в Звенигород. Мы живем в Подмосковье. Я продал свою однушку в Москве и построил дом, у меня там целое хозяйство. Куча кур, кролики... я очень люблю кур. И кушать, и наблюдать за ними. Могу два часа сидеть и смотреть на них. Они все разнопородные. Такие миксовые цыплята порой получаются!
- Вы же и в нескольких фильмах снимались... Сейчас не зовут?
- Было дело, засветился в нескольких картинах. "Циркачонок", "Домой дорогой войны" и сериале "Подари мне жизнь". Зовут и сейчас, но все времени не хватает. И потом, я не могу из фильма в фильм прыгать с одними и теми же усами, как у Тараса Бульбы. С этими усами я уже был "клоуном Валерой". И что? Снова клоун Валера? Надо усы убирать, а я не хочу. Хотя в актерской базе я есть.
- Сергей Юрьевич, вы в каких странах только не работали! Скажите, отличается зритель в Никарагуа или Марокко от российского? Я слышала, что в Японии зрители не такие, как у нас, по-другому юмор воспринимают...
- Конечно, отличается. Почему-то в последнее время цирк стал исключительно детским искусством. Хотя я застал время (когда сам был маленьким и ходил с мамой в цирк) – на вечерние спектакли детишек не пускали. Вечерние спектакли отличались от дневных. Очень сложно работать на арабскую публику. Это связано с менталитетом, вероисповеданием… Там нельзя выходить в манеж с голым торсом – у меня, к примеру, есть реприза, где я изображаю культуриста и играю на ксилофоне по ребрам. Нельзя выходить в трусах и делать репризы спортивно-атлетического плана. Нельзя девушек вызывать из зала на клоунские репризы, там к ним вообще прикасаться нельзя. Много всяких нюансов. Самая удобная публика в Европе, Канаде, Америке... Когда я впервые поехал в Америку, все сомневались, мол, как Просвирнин там пройдет, ведь у них своих чечеточников и саксофонистов полно. В итоге поехал на два месяца, а остался на год. Потом еще контракт, и еще...
- А есть у вас в загашнике какой-то номер, реприза, чем вы гарантированно можете рассмешить любого человека, в любой стране...
- Для каждой страны это свой номер. У меня, к примеру, есть реприза "Балет". В арабских странах она не идет, зато с успехом ее принимают во Франции, Германии, Америке – где публика подготовленная. Или, допустим, работаю я в Марокко... Раз упал, два упал... Бежит импресарио и несет мне канифоль – тапочки протри, а то ты каждый раз на этом месте падаешь. То есть он серьезно думает, что я действительно работаю балет.
- А никогда не хотелось остаться за границей?
- Если честно, когда я был молодым, то хотел уехать на Запад. Из-за этого даже испортились отношения в семье – жена не хотела покидать родину. Я хотел обосноваться в Канаде, работу я бы везде нашел. Но в итоге никуда не уехал, и слава Богу. Хотя объехал весь мир – работал и в Канаде, и в Америке. Только потом я понял, что там хорошо работать, а жить лучше на родине – там, где твои предки, твоя земля, родители...