29.10.2023, 08:43 
Все уголовные дела следователь соединил в одно производство и теперь оно рассматривается в суде. О подробностях резонансного процесса узнали журналисты «Горкома36».
«Он смотрел бокс, а потом упражнялся на мне, как на груше»
Когда Надя познакомилась со своим мучителем, он казался ей идеальным мужчиной. Чуть свет Виктор приходил к ней, чтобы проводить к электричке, на которой оба добирались на работу, по вечерам той же дорогой они вместе возвращались домой. В его объятьях Наде было спокойно. Виктор был добр и внимателен, пока Надя не забеременела.
– Врач сказал, что у меня будет двойня. С этого момента все изменилось. Ему на работе шепнули, что двойня – это не близнецы, а значит Надька твоя была с двумя хахалями одновременно. Причем почти буквально: от одного к другому с разницей в час или два. Виктор стал раздражительным, грубым, все время в чем-то меня подозревал. И много читал про существующие возможности зачатия, про то, как получаются однояйцевые и разнояйцевые близнецы, – рассказывает Надежда.
Потом – успокоился. В марте 2008 года Надя вышла замуж за Виктора, и какое-то время они жили обычной семьей. А в 2011 году мужчина стал уговаривать жену продать родительский дом, чтобы покрыть его многочисленные кредиты.
– Тогда я не придала этому особого значения. Мы же семья, нужно выручать друг друга. А, когда заключили сделку и ехали домой, он как-то двусмысленно сказал мне: «Сейчас дома отмечать будем», – вспоминает женщина. – Я думала там нас ждет шампанское, а он «загнал» меня внутрь, как скотину, и говорит: «Ну и куда теперь бечь будешь?»
Виктор ударил Надю по лицу с силой, отбросившей ее в стену. Надя, по ее словам, не успела понять, что происходит, но понадеялась, что это какое-то затмение, и утром муж сменит гнев на милость, попросит прощения.
– Но с каждым разом становилось все хуже. Ночами он смотрел бокс – ему нравилось, а потом упражнялся на мне, как на груше. Так он осваивал новые приемы, которые увидел в телевизоре. Он закрывал меня и девочек (Василисе и Полине уже было по три года – прим. Авт.) дома, ни с кем не разрешал общаться. В моем телефоне остался только один сохраненный номер – самого Виктора. Возвращаясь домой, он все проверял – даже баланс на телефоне, чтобы наверняка убедиться, что я никому не звонила, – вспоминает Надежда. – Мы с ужасом ждали, когда он вернется с работы. Иногда его посещало хорошее настроение, и тогда он позволял девочкам смотреть мультики или гулять во дворе, пока сам делал там что-то по хозяйству.
«В полиции я рассказывала сказки»
Надежда больше десяти лет терпела истязания и унижения, по факту была пленницей мужа. Когда Виктор насиловал Надю в спальне при помощи разных приспособлений, она, ощущая боль, подавляла в себе крики. Терпела. Лишь бы не сделал больнее, лишь бы не услышали девочки. В доме было много оружия и спортивного питания.
галерея 1
После очередных интимных экспериментов Надежда забеременела, в 2013 году на свет появилась Злата. С каждым годом муж становился все изощреннее, его садистские наклонности прогрессировали. И без того болезненный секс стал сопровождаться прочими ритуалами: Виктор втыкал в ушные раковины Надежды зубочистки. Старшие дочери Вася и Полина знали, что за дверьми родительской комнаты происходит что-то страшное, но не смели входить. Но вне этой комнаты старались защитить маму. Тогда прилетало и им.
В начале 2020 года у Надежды появилась возможность попросить о помощи – уйдя на работу, муж забыл запереть дверь. Она решила написать заявление в местном отделении полиции – в маленьком селе Верхнехавского района – и вернулась домой к детям. Женщина понадеялась на защиту правоохранительных органов, а больше и негде было просить помощи – ни родных, ни друзей. Она ни с кем не общалась, муж запрещал. Опасаясь очередных избиений мужа, Надежда, как это бывает, забрала заявление.
– Конечно, я рассказывала правоохранителям сказки. Как иначе? У меня не было выбора. Его дядя, бывший сотрудник полиции, все равно бы его вытащил, а мне бы здорово прилетело, – объясняет Надежда.
«Когда он обронил запасной ключ, мы сбежали в чем были»
По словам женщины, в школе понимали, что их семья относится к числу неблагополучных – девочки часто приходили напуганными, росли замкнутыми, но в сельской местности не принято вмешиваться: «муж и жена одна сатана», сами разберутся. В ковидный год, когда обучение было домашним, педагоги старались звонить Наде и девочкам, когда Виктор уйдет на работу, чтобы передать им задания.
В конце 2020 года в руках у Нади оказалась «газета спасения». Так ее назвали дочки женщины. На печатных страницах девочки увидели публикацию о приюте «Покров» для женщин в трудной жизненной ситуации, а в ней – адрес и телефон.
– Дочи просили «Мам, давай позвоним». Мне было страшно. Как поехать к тем, кого не знаешь, как бежать из дома незамеченной? – рассказывает Надежда.
План побега она вынашивала несколько месяцев – с декабря по конец марта. С руководителем приюта Натальей Алексеенковой Надя говорила урывками, больше о том, как вообще выйти из дома, если они сидят взаперти. На дорогу собирала рублями и десятикопеечными монетками, забытыми мужем в штанах, что положены в стирку, а также случайно укатившимися по полу. Иногда по монете хватала из горстки мелочи, которую Виктор выгружал из куртки, возвращаясь с работы – брала по два или по пять рублей, чтобы было незаметно. Почти за четыре месяца Надежда с девочками набрали 124 рубля.
– Как-то раз Виктор куда-то заторопился, что-то пошло не по плану, и в суете он обронил запасной ключ от двери. Девочки его подобрали и спрятали. После этого мы еще две недели тихо сидели, не сознавались мужу, что знаем, где его пропажа. А он искал. Этот ключ был нашим единственным шансом спастись, нельзя было, чтобы он хоть что-то заподозрил. И вот, когда он окончательно успокоился с поисками, я выгадала время, и мы сбежали. Как говорится, в чем были, – вспоминает Надежда.
В приют доехали на попутке. По словам женщины, подвез «сердобольный мужчина», увидев ее на дороге с тремя детьми голосующей. С конца марта 2021 года по сегодняшний день Надежда с девочками проживает в приюте в 15 км от Воронежа и ведет судебные тяжбы с мужем.
«Он угрожал расправой и являлся в приют с оружием»
На бывшего мужа Надежды заведено девять уголовных дел, в том числе по статям тяжкого причинения вреда здоровью. У Нади снижен слух, ее беспокоят головные боли – последствия травм. Как поясняет руководитель единого регионального центра по проблеме домашнего насилия «Право голоса» Ангелина Севергина, для Воронежской области это дело о семейном насилии может стать показательным.
Защиты у юристов «Право голоса» попросила администрация приюта «Покров», когда сама перестала справляться с навалившимися угрозами.
Муж быстро вычислил, куда бежала Надежда, начались угрозы и преследования. В течение двух месяцев в прежней школе не отдавали документы дочерей Надежды, а потому на новом месте их никак не могли устроить учиться. Директор просила Надежду приехать лично и забрать документы девочек, а она боялась, боялась, что муж там ее найдет.
По закону личное дело ребенка школа обязана передать в руки законному представителю на основании заранее взятой в новом учреждении справки, подтверждающей намерение принять детей в конце учебного года. Справку с указанием адреса новой школы в село направили дистанционно – оттуда, скорее всего, Виктор и узнал о местонахождении Нади. А личные дела Васи, Полины и Златы Надежде выдали в присутствии мужской половины приюта, поехавшей с женщиной, чтобы вступиться, если придется.
– Он угрожал расправой и даже являлся в приют с оружием. Говорил мне, что одна с детьми я не справлюсь, что он все равно заберет их у меня. Кто-то даже звонил и запугивал, сказал мне готовиться, так как супруга собираются выпустить из СИЗО по состоянию здоровья, – вспоминает Надежда.
– Но, чтобы человека выпустили по состоянию здоровья должно прежде состояться заседание суда, на котором такое решение будет вынесено, кроме того мы находимся на постоянной связи со следователем Следственного комитета, которая рассказала нам, что перед тем, как была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу, здоровье супруга Надежды проверили и каких-либо препятствий для его содержания в СИЗО не имелось. Он и сейчас находится под стражей. Когда Наде позвонили, мы все же подняли всех на уши, просто должны были убедиться в ее безопасности, – добавляет Ангелина Севергина.
Привлечь за эти угрозы никого нельзя. Как поясняет юрист центра «Право голоса» Марина Ареян, любое обвинение требует доказательств, но в данном случае собрать их базу проблематично. Само понятие «угроза», закрепленное в законе, подразумевает ее реальность, намерение что-то с человеком сделать. Также этот факт должны подтвердить свидетели, которые будут однозначны в своем трактовании ситуации. Любое разночтение классифицируют как отсутствие состава преступления.
Но «клубок» преступлений, совершенных против Надежды и ее детей, юристы «Права голоса» – Марина Ареян и Ирина Кострыкина совместно со следователем СК – размотали и без этого и продолжат помогать женщине на протяжении всего судебного следствия.
– Мы сразу же написали жалобу в областную прокуратуру, сообщили, что у Виктора есть родственные связи в правоохранительных органах Верхнехавского района. Мы боялись необъективности, – говорит Марина Ареян. – Вместе с Надей пошли к прокурору района, он лично побеседовал с ней. Мы догадывались, что нам подзащитная не обо всем рассказала – о таком вообще трудно говорить. Но понимали, что она пережила нечто совсем ужасное. Надя обо всем рассказала прокурору. Если бы не его профессионализм, еще неизвестно, удалось бы «вытащить» эти подробности наружу или нет. Объяснение Надежды в дальнейшем было передано следователю Новоусманского МСО, которая проводила процессуальную проверку по обращению Надежды. Сотрудник СК прониклась к ситуации Надежды, грамотно провела с ней следственные действия. Мы со своей стороны также оказывали всестороннюю поддержку.
Откровенные показания Надежды, ее детей, а также иные собранные по делу доказательства позволили следователю, старшему лейтенанту Новоусманского межрайонного СУ СК РФ по Воронежской области Анастасии Гудковой выйти с ходатайством в суд об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу для супруга Надежды и посадить его в СИЗО – ожидать приговора.
«От сотрудников органов мы хотим понимания»
– Почему нельзя привлечь за угрозы? Виктор, как утверждает Надежда, приезжал в приют с пистолетом! – спрашиваю у «Право голоса».
– Статья 119 УК РФ «Угроза убийством» всегда была одной из самых трудно доказуемых, потому что в самом деле она составлена таким образом, что очень много факторов должны сложиться воедино. Отсюда по большому счету и пошла фраза: «Вот убьют, труп приедем опишем». Угроза – это когда человека вот сейчас чуть не убили. Это верх цинизма, но правда так на практике и работает, – отвечает Ангелина Севергина.
– Разве можно защитить женщину, пострадавшую от насилия, при таком несовершенстве законодательной системы?
– Вопреки, возможно, сложившимся убеждениям, в российском законодательстве достаточно инструментов, которыми можно успешно пользоваться при работе с такими делами. И, чем быстрей после совершения преступления мы начинаем работать с доказательной базой и определением позиции, тем выше шанс защитить права пострадавшей и обеспечить ее безопасность, и тем больше у нас таких инструментов. Даже привлечение к ответственности по административной ст. 6.1.1 («Побои») – это уже сдерживающий фактор для агрессора. В большинстве своем, если мы не говорим о психопатах, они понимают, что следующий проступок – это уголовное обвинение, а значит, судимость. Как минимум социальное клеймо.
Если говорить о таких случаях, как у Надежды, действенный инструмент – это настоящая изоляция – сначала СИЗО, а потом реальный срок. В доказательную базу мы стараемся собрать все: освидетельствование судмедэкспертов, показания свидетелей, даже несовершеннолетних детей. В деле Надежды есть медицинские справки, которые подтверждают характерное шрамирование, например, от зубочисток.
Но часто бывает так, что женщина обращается тогда, когда уже столкнулась с бюрократическими или процессуальными трудностями. Через это правда трудно пройти самой – с этим знанием никто не рождается. И еще важный момент – как это реализуется на местах. У «Права голоса» есть разные примеры взаимодействия с силовыми структурами. К примеру, когда мы с Надей поехали писать заявление об угрозах, участковый искренне старался помочь ей заполнить бумагу грамотно. На основании нашего заявления нельзя было запустить производство, но, во-первых, это всегда – повод для проверки, а во-вторых, сигнал правоохранительным органам и органам опеки о том, что ситуацию надо поставить на контроль. А были случаи, когда пострадавшей говорили: «На, пиши». И она пишет, как понимает, а дальше ничего не происходит. Человеческий фактор сегодня имеет большое значение. Тот, кто не хочет, ищет причины, а кто хочет – возможности. В полиции есть небезразличные сотрудники, которые знают, как пользоваться законом, чтобы защищать граждан, – делится своим убеждением Севергина.
– Но сотрудников в системе не хватает, – добавляет Марина Ареян. – Работая над делом по разделу имущества, в течение месяца не могла связаться с участковым. Как не позвоню, слышу: «Я отсыпаюсь», «Был на сутках, звоните завтра». И это реальная проблема. Когда мы говорим о категории административных дел, там есть срок, отведенный на рассмотрение – два месяца. И мы часто находимся на черте установленных рамок, когда еще чуть-чуть и можно никуда не успеть.
– Загруженность работников системы повсеместная, но ведь еще существует проблема обесценивания ими же ситуаций домашнего насилия. Они мне сами признавались, что для них нет никакого резона заниматься этими делами, потому что пострадавшая придет и заберет заявление, а они, если приступят к расследованию, сделают работу впустую. Какое тут нужно привести доказательство, что такая работа не может быть сделанной зря?
– Во-первых, надо создавать прецеденты, – говорит Ангелина. – И дело Нади как раз такое для региона. Когда женщина понимает, что у нее есть защитники, она, как правило, не перестает бояться, но она понимает, что они на стороне ее интересов. Мы можем показать пострадавшей пути выхода из ситуации насилия и предложить всестороннюю помощь на этом этапе, в том числе психологическую. В сотрудничестве с другими некоммерческими организациями, мы можем помочь ей с жильем, работой. Можем помочь проработать паттерны, социализироваться и адаптироваться к новому, вообще – начать здраво мыслить, что насилие – это не норма, что она не должна это терпеть.
Это та работа, которую, конечно, не должны выполнять сотрудники правоохранительных органов. Но от них мы хотим понимания, что пострадавшая забирает заявление не потому, что это ее каприз, а потому что она напугана. Это зачастую животный необъяснимый страх. Когда люди проживают на одной территории, после драки им некуда разойтись. Это тоже наносит свой отпечаток. В таких ситуациях можно просто сигнализировать нам.
Во-вторых, это, конечно, информирование. Работа сотрудника правоохранительных органов, которая не привела к результату сейчас, может оказаться очень полезной через десятилетие. И еще, чтобы борьба с домашним насилием в России действительно была эффективна, нужно помнить о специфике этих преступлений: в большинстве случаев мужчина, совершающий насилие в отношении женщины, продолжит ее избивать, когда вызванный на место участковый уедет. В домашнем конфликте некуда убежать, а изолировать их друг от друга на какое-то время очень важно. Это не только про безопасность здесь и сейчас, но и про то, что у пострадавшей не будет формироваться ощущение полной безнаказанности ситуаций, когда ее обижают, а ответственности за это не наступает.
«Бесследно и в один момент такие раны не заживают»
Когда женщина, живущая в насилии, сталкивается с тем, что за грубость с ней ответственность не наступает, ее быстро постигает разочарование в правоохранительной системе. Для нее это место, где не захотели слушать про ее беду, где однажды подавили, обесценив, ее голос.
У таких женщин потухшие глаза без всякой надежды быть услышанными. Дома они привыкают ходить на цыпочках и говорить шепотом, превращаются в тень самих себя. Даже сейчас Надя ведет диалог осторожно, как будто опасаясь сказать что-то лишнее. Ее глаза тревожатся. Кажется, еще секунда, и она начнет оглядываться по сторонам – не слушает ли муж? Здесь, в приюте, в безопасном месте и под защитой целой команды юристов сбежавшая Надя пока еще затворница своего мучителя.
– Побег – это часто какое-то импульсивное решение, которое в большинстве случаев принимается ради детей. Почти все женщины, которые находились под нашей защитой, имели детей. Про себя они думают – «я-то ладно, перетопчусь», но, когда дети начинают понимать, что происходит, срабатывает спусковой механизм, – рассказывает Ангелина Севергина. – Но бесследно и в один момент такие раны не заживают, это длительная психоэмоциональная реабилитация. И изменение в подавленной женщине очень трудно уловить, это происходит, возможно, на уровне каких-то сверхнадстроек. Раньше Надя всерьез полагала, что, если увидится с Виктором, он убьет ее взглядом. Теперь она осознает нереальность этой мысли, хотя все же по-прежнему опасается встречи с ним. Расследования таких дел часто длятся годами.
– Какую помощь, помимо юридической, вы оказываете Надежде?
– Группы поддержки для женщин, переживших насилие, всегда ждут Надю, но пока она предпочитает работать с индивидуальным психологом и исповедоваться у батюшки. Кроме того, она прошла курс по профессиональной переподготовке, стала криминалистом. Ее новые навыки могут пригодиться организации, если когда-либо она захочет помогать женщинам, которые оказались в такой же ситуации. Так нередко случается в нашей практике. К примеру, два года назад мы помогли женщине, которая работает гинекологом в частной клинике. А теперь она помогла нам в ситуации с Надей – провела обследование и выдала заключение для суда.
Также Надя уже трудоустроена, она присматривает за детьми в приюте, – говорит Ангелина.
– По большому счету вы не можете гарантировать Надежде безопасность на всю жизнь. Да, это долгие расследования, но что будет, если его не осудят? А если даже осудят, он же когда-то все равно выйдет…
– Виктору 66 лет. Мы убеждены в серьезности собранной следствием СКР доказательной базы, – отвечает Марина Ареян. – Мы будем бороться и сделаем все, что от нас зависит. Санкции инкриминируемых статей предполагают наказание от 8 до 15 лет. По правилам процесса, прокурор будет просить максимум, а назначат, скорее всего, лет 12.
Но вопрос безопасности действительно важный. И нам повезло, что сейчас избрана мера пресечения – заключение под стражу. Когда такое решение не вынесено, пострадавшая от насилия женщина всегда не в безопасности, и мы тоже не можем круглосуточно находиться рядом с ней. Принятие закона «О профилактике семейно-бытового насилия», возможно, могло бы давать такие гарантии, но пока юристы не ознакомлены с его последней редакцией, а он с самого начала был неидеальным. К тому же в России отсутствует вообще дефиниция «домашнего насилия». Вот с чего нужно начинать.
Подсудимый находится в СИЗО девять месяцев. Психиатрическая экспертиза признала его вменяемым. Очередное заседание суда состоялось две недели назад, допрошены свидетели. Еще несколько слушаний пройдут в ноябре, после чего будет вынесен приговор.
Бесплатная поддержка Надежде оказана в рамках проекта «Право голоса. Комплексная помощь женщинам и детям, пережившим домашнее насилие», реализуемого при поддержке Фонда президентских грантов.
Если вам нужна помощь, свяжитесь со специалистами центра «Право голоса»:
WhatsApp | Viber +7 (915) 580-40-82.
КОММЕНТАРИЙ
Анастасия Гудкова, старший лейтенант юстиции, старший следователь Новоусманского межрайонного СУ СК РФ по Воронежской области:
«Смысл работы в том, чтобы люди знали, что они защищены»
– В российском законодательстве понятие «домашнее насилие» никак не регламентируется, но есть ряд уголовных статей, по которым можно привлечь к ответственности фигуранта, который совершал противоправные действия в отношении своей семьи.
К примеру, ст. 117 УК РФ «Истязание» – причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иных насильственных действий. Привлечение к ответственности по данной статье возможно, если доказаны именно систематические противоправные деяния. Более распространенными считаются ст. 111, 112 и 115 УК РФ («Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» и «Умышленное причинение легкого вреда здоровью»). И каждая ситуация, которая попадает в руки сотрудников правоохранительных органов, индивидуальна, поэтому требует глубокого погружения для разбирательства.
Наш следственный отдел занимается в основном рассмотрением сообщений о тяжких и особо тяжких преступлениях, в том числе совершенных в отношении несовершеннолетних. Это, как правило, очень серьезные ситуации, поэтому в своей практике я не сталкиваюсь с тем, чтобы кто-то забирал заявление. Более того, существует частное и публичное обвинение. И, если для первой категории дел наличие заявления необходимо, то для второй – нет. Когда речь идет о тяжком преступлении, уголовный процесс все равно будет начат. И я работаю именно с такими делами. Проще говоря, если ко мне придет женщина и скажет, что муж избивает ее и ребенка, а потом она захочет дать этому обратный ход – это сделать не получится.
Конечно, как я уже сказала, все дела очень индивидуальны, и, как женщина, я могу понять переживания, страхи женщины, находящейся в ситуации насилия. К тому же по опыту знаю, что пока она рядом с агрессором, давление в ее адрес вряд ли прекратится. А продолжение разбирательства – это может быть угрозой для безопасности пострадавшей. Но у меня есть правовые инструменты для влияния на эту ситуацию. В моих силах, например, избрать меру пресечения фигуранту, связанную с изоляцией от общества, или привлечь к работе психологов «Права голоса».
Считаю все это очень важным – в регионе необходимо нарабатывать юридическую практику по делам, связанным с домашним насилием. Я в этом чувствую свою пользу, когда могу оказать реальную помощь. Ценно, что женщина может прийти домой и не бояться. Ценно, что дети не плачут, а улыбаются. В этом смысл нашей работы – в том, чтобы люди знали, что они защищены.
По данному конкретному уголовному делу я очень прониклась ситуацией, в которой оказалась Надежда и ее дети, старалась всячески помочь ей, добывая доказательства виновности ее супруга, чтобы он предстал перед судом и понес заслуженное наказание.
В тему
Проект по оказанию помощи пострадавшим от насилия «Право голоса» признан одним из лучших в стране и рекомендован к тиражированию в России.
Воронежский проект «Право голоса» был представлен на конференции Российского детского фонда в Пятигорске, где участниками стали представители 65 российских регионов. Там, руководитель проекта, председатель Воронежского областного отделения Российского детского фонда Ангелина Севергина заявила, что домашнее насилие – тема, которую необходимо обсуждать.
Это только кажется, что оно происходит где-то далеко, в маргинальных семьях, где пьют и где все «сами виноваты». Почти все россияне считают насилие в семье недопустимым ни при каких обстоятельствах, но по статистике 35% женщин сталкивались с ним хотя бы раз, а 75–85% случаев насилия в отношении детей происходит именно в ближнем круге.
– Проекту «Право голоса» почти три года, за это время к нам обратилось более 300 женщин, все они с детьми, некоторые – многодетные. Мы оказываем как психологическую помощь, так и юридическое сопровождение, обеспечиваем безопасное временное размещение. Кроме того, ведется работа по повышению информированности о проблеме домашнего насилия у студентов юридических специальностей, действующих юристов и адвокатов. Также работаем над повышением юридической грамотности среди женщин, переживших домашнее насилие и другие кризисные ситуации, – рассказала Севергина на конференции.